Эпизод

Конец шестидесятых. Ворох света
обычно необычен. Время вспять.
Танцует чёрный кот на табурете
под песенку про чёрного себя.

Раскрыли шапки бабкины герани,
по шторам ветер бродит налегке.
А вечно двестиграммный деда Ваня
меня качает на стомой ноге:

- Гляди сюда: зашло,  взорвалось, вышло -
три дырки, три отметины войны.
Я выжил в страшном сне, а Веня с Гришей
на облаке другие видят сны.

А взор не отпускает тропку к храму.
Чем ближе небеса, тем боль сильней.
И замер деда у окна подранком,
среди ворон увидев журавлей.

Случается

случается смотришь на небо
и храм слюдяной за рекой
далёко и близко и лепо
и нету важней ничего
как ветер разносит по миру
грачиный над звонницей крик
спаси сохрани и помилуй
спаситель твой шепчет внутри
и хватит возникшего хватит
в материи небытия
вот мама поёт у кровати
и дитятку гладит тебя
теплом по уставшему сердцу
и сразу уютно легко
становится
так бы и греться
об звонницу за рекой

Неоконченное письмо

Четвёртый год размыты лица
и без тебя бурлит весна
четвёртый год, а мне всё снится,
когда забудусь окна:
Июнь. Природа как природа.
За речкой светел местный храм.
А ты бежишь по мелководью
навстречу: "Я вернулся, мам!"

Вот в сводках радостно вещают,
что взяли вы уже Берлин.
А ты писал, мол, выпьем чаю,
и полетим как журавли
домой...
но ветер лишь стучится.
И писем нет уже давно.
Я, будто раненая птица,
на каждый призрак бьюсь в окно....

Луна, рассыпавшись на дольки,
малюет кроны тополей.
Намедни брат твой младший Толька
из сводок склеил журавлей.
Они шуршат себе тихонько
на подоконник сея свет.
А рядом...рядом похоронка
О, боже мой,
да это ведь...