* * *

Какое небо! - чёрная дыра:
До дна не достают прожектора
Напыщенных млечнораспутных звёзд.
За лесом эхо ухает совой,
А вдоль дорог - берёзовый конвой.
Ворчлива роща. Молчалив погост.

Дискретно Мирозданье. Поутру
Сурок чуть выйдет - и опять в нору;
В норе темно, теней не разглядеть.
Нора есть символ гибнущей мечты,
В ней копошатся черви и кроты,
Их пища - корни нежные надежд.

Да что надежды? Сам, брат, посуди:
Поющих много, слышащий - один,
Поди к нему пробейся сквозь толпу.
А я решил, что буду всех умней:
Нашёл валун поменьше, поскромней,
Над ним трудился много долгих дней...

Но он несоразмерен, ей-же-ей,
Александрийскому столпу.

* * *

Когда разбуженной пчелой в нас зажужжит апрель,
Нам станет ярко и тепло, и легче, и бодрей;
Начнём писать стихи и вслух читать на площадях,
Пойдём плясать, ворвавшись в круг, подмёток не щадя,
Ведь скоро выключат весну и включат карантин,
Плевать!.. В небес голубизну мы прыгнем и взлетим,
И сбросим маски, и поток подхватит в облака,
А в небе радуги глоток, а может, два глотка,
Внизу трамваи и дома, и моет лапки кот,
И будет осень и зима, и будет Новый год,
Во сне обнимемся с котом морозным январём,
А что потом? Да что потом... Потом мы все умрём.

* * *

Я памятник себе. Я список кораблей.
Я мелом по судьбе. Я перья тополей.
Я лучший непоэт, парящий над толпой,
Я сам себе аэд, я сам себе слепой.

Я девять дней висел. Я жидкий пил янтарь.
Я Клуба 27 почётный секретарь.
Мне холодно в аду, мне муторно в раю.
Я сам от вас уйду и сам себе спою.

Я список кораблей. Я памятник себе.
Я клоун дю Солей, я соло на трубе,
Японский сад камней, китайский новый год.
Не зарастёт ко мне. Во мне не зарастёт.