Сквозное

А был июль… до выси голубиной
Вспорхнула нежность - и ушла в глубины
Сквозных небес и облачного дна,
Где залегла одна.

И ветер дул - то встречный, то попутный,
И был восход с закатом перепутан,
Так весело тянуло из потом
Желанным сквозняком,
Наивно трепетным...таким желанным,
Что скороспело прорастали планы,
И ход времён казался чепухой
Душе слепоглухой!

Но день опал в осеннюю немилость,
И тихо серебро в часах струилось,
И так хотелось их перевернуть,
Не постигая суть.
И были письма журавлиным клином…
Да захлебнулись в перелёте длинном.
Сквозила сырость тягостной весны,
Выстуживая сны.

В июльском свежевыстиранном небе
Теперь нахохлилась вороной небыль,
И бесконечность подаёт свой знак...
А виноват сквозняк.

Заказанное

Тогда ли мне ли свиристели
в огне рябиновой свирели
напели словно сквозь неон - не он,
не про него… на самом деле,
такое сердце - и картон, картон?
Да ерунда, напасть! Но пастью: прав и да.
И - день, и - год, и скоро вовсе - осень…
не может вечно красная вода
бить горлом - запекается золой.
Не доброй и не злой
воскресну оттого, что от того,
заказанного, даже косточек, не то что плоти
не сохранилось, мается напротив
его заворожённый след - и слеп, и сед,
его песком засыпал Тот, что засыпал
над нашей повестью печальной,
сплетая равнодушно кружева, что я жива,
хотя ночами - пусто… Пусть
не молвится, не помнится, не снится,
водицей
меж опавших листьев и камней
не стронется глубинно,
ни в рябинах, ни вестью свиристельной,
только - ветер…
Да не ко мне ль?

Осколочное

Боже, надо ж… какая встреча!
Зря болтают, какое - лечит…
Уух - и в яму воздуш-
ную с высоты,
по щекам жаркий душ -
ты.
Это - она? Нет, пожалуй, стара.
А, сестра…

Плавится, плавится миг
в ледяном кольце…
Мы ли сидели на золотом крыльце?
Я ли тебя отвоевала тогда,
да-да,
у земли, у воды…у друзей -
да закинуть ключи
позабыла,
разве только - и днём, и в ночи
быть вернее пса получи-
лось…
Ты ли гитару мучил,
при случае
пел Кальяновскую - ту, модненькую -
про жену, и плечи, и родинку
в горьких снах…?
Будто знал.

Как же ангелы солью золу хранили
в силе,
во все сорок своих сороков!
Да слетелись сороки -
и вышел срок,
расплелись, разметались тропы…
Выше чей порог,
глубже чей порок?
Вся твоя-моя вина до потопа.
Да и судья ли даже весна сама,
сойти с ума,
наша сороковая?
А могла бы стать рубиновой
в конце мая…

Миг свернулся в точку, сгорел.
Несмело
явь мобильно звякнула с рук -
дочка, внук -
волнуются, как долетела…
Спокойствие.
Просто кивнуть в ответ -
мол, привет -
и бодренько разойтись,
зашторив окна гаснущих лиц,
вывеской-недоулыбкой
слепя,
сквозь тени каких-то тел
и шорохи чьих-то дел
по лестнице зыбкой -
упрятав осколочно части
единого счастья,
но более непричастно,
каждый - в себя.