* * *

Переломаны палочки, полочки, пилочки
и надрезаны синие реки в запястиях.
Только вот она, метка на бритом затылочке –
чёткий символ забытого прошлого счастия.

Ты сидишь на полу в недокрашенной ванной, и
затуманенным мозгом решается важное.
Нет же, дурочка, это решается главное!
И сегодня ты глупая, а не отважная.

Оправдания прячутся в зоне сомнения:
руны, карты Таро, гороскоп, полнолуние,
ретороградный Меркурий, чумное затмение –
это всё, что угодно, но это безумие.

Ты же знаешь: что солнце заходит на западе,
но встаёт на востоке; что всё относительно;
что на небе ответишь за каждую заповедь;
что за счастье для всех ты последний проситель, но –

ни войны, ни нашествия войска Мамаева,
ни святых инквизиций безглавить крылатого!..
Лишь ленивый не скажет: «А как же Цветаева?»
А меня вот всегда восхищала Ахматова.

Если хочешь чего-то железобетонного,
есть один аргумент против каждого довода –
это краткая надпись с кольца Соломонова:
«Всё проходит. И это пройдёт». Стопудово, да.

Это проще понять и принять, не премудрствуя.
Всё проходит. Да мало ли счастья на свете ли?!
Мы в ответе за всех приручённых. Я чувствую,
что когда-то вот так за меня и ответили.

* * *

Вымыть голову, вздыбить волосы,
любоваться собой вблизи.
Расчекрыжить себя на полосы
резкой тенью от жалюзи.

Уничтожить внутри плебейское
чувство страха от перемен.
В окна солнце впустить апрельское,
отдавая себя взамен.

Не вестись на чужие доводы,
Чтобы в чём-то себя винить.
Не искать никакого повода
ни приехать, ни позвонить.

Осознать, как нелепо старится
тот, кто вечно кроит лицо.
Понимать, что любовь не явится,
даже если принять кольцо.

Танцевать, если это радует.
Улыбаться. Светить. Сиять.
Уходить не от тех, кто падает,
а от тех, кто не хочет встать.

* * *

                I'll always remember us this way

Я всегда буду помнить нас вот такими:
сумасшедшими и бесстрашными до предела.
Даже там, за пределом, мы будем ими,
потому что памяти нет никакого дела,
что случается с нами в новейшей жизни.
Там, на небе, мы были вписаны как безумцы.
Мы платили собою дороговизне
отношений, любви, возможностей. Мы – презумпци-
я коварной бессмысленности и смысла.
Мы – история боли каждой ступени чувства.
В том, какая угроза тогда нависла,
Было высшее назначение и искусство.
Мы рассыпались, словно нейтральный атом.
Мы не справились. Квиты, по сути, при равном счёте.
Я теперь, вспоминая, нас крою матом,
Нереально крутых и дерзких в своём полёте.