Дворник

Пахнет воздух зимой и ладаном
в междустрочиях снегопада.
Я у неба спрошу: - а, надо ли
облака разгребать лопатой?
Ведь давно на земле потерян я
средь снегов и саднящих трещин.
Но обещан партер мистерией
в неизвестных мирах нездешних.

Ворохну — и откликнется где-то там,
оборвавшись на полуслове.
Только зимнему небу ведомо
где скребок держать наготове.
Только мокрому снегу по боку
несусветная жизнь другая.
На минуту скользнув по облаку,
за углом душа ковыляет.

Человек на небо вышел

1.

Гаснут осени лампады
и — напротив — в окнах свет.
А в квартире двадцать пятой
бабы Гали больше нет.
Ветер на балконе сушит
бабы Галино бельё.
Будто шепчет Богу в уши
белый Ангел за неё.

2.

Пришла зима. Включила свет,
наставив свечек выше крыши.
А человека дома нет -
намедни он на небо вышел.
Где день иной, другая суть
и груз прошедшего в заплечье.
Прощальный звон - Сорокоуст,
и путь близ облака помечен
мережкой маленьких шагов
к невидимой черте на грани.
А дома нету никого,
И некому полить герани...

Перевёрнутое дно

Пришла весна теплынью местною —
от южной и не отличишь.
В проём небес по всей окрестности
тиражкой ссыпались грачи.
Картина маслом по Саврасову —
пастельный штрих лишь раз в году.
А май приватною окраскою
по "крыше" едет ту-ту-ту:

Жар-птицами, аэропланами
плывут куда-то облака.
Плывут красивые, желанные
единым лотом с молотка
торгов сбегающего времени;
с песочной бездной заодно.
Верхушки сосен острым зрением
небес прощупывают дно.

Закат дрожит суфле разложенным,
дрожит и бьётся об заклад;
что это, мол, присело прошлое
капустницей на циферблат.
Туда, где звёзд былых пристанище...
Да что ж хандришь ты — глянь:- весна!
Протянешь руку, и дотянешься
до перевёрнутого дна...