Венеция

Град – обреченный

На синюю зелень
И соленые губы лагуны,
Целующей нижние подоконники...
Здесь – не место
Тому, кто по водам идти не обучен:
Ходули свай,
Которые прямо с морского дна
Оголенным тянутся лесом, –
Тебя ли вынесут,
Если воду шагами не мерил ни разу
Или хотя бы не пил шампанское марки «Стикс»?

Град обреченный

Смотрит в мутный залив и не видит там неба,
Отчаянно плещет
Перепончатыми крыльями ставен -
Не в силах сорваться с места:
Только натягиваются и гремят
Обручальные звенья мостов.
Град обрученный...

Незрячим ликом
Повернутый к любому и каждому,
Кто входит с пометой «чужой», –
Город ныряет в темно-красные переулки,
Убегает и рассыпается
Стиснутой руганью,
Пряча
Свою глубину
За тряпками мокрых теней.

Град – разлученный

С твердью
И страхом.
... Под негромкий мотивчик уличного торговца,
Уносящего с набережной
Не сбытые за день радости, –
Синяя зелень лагуны
Поднимается и плывет к горизонту,
И город
Со сваями, ставнями, крыльями
Тихо уходит
На дно заката.

* * *

Я родилась
в эпоху обмена
пышных гробов
на возвращенные строки.

Всё-таки есть
Всемирная Справедливость.

... И это уже,
можно сказать, сценарий:
гробы – на строки,
на животворенье
листа бумаги,
на самолётик,
пущенный в форточку,
где обитает
Самый Главный Редактор:

вот – опускается
плавно на стол
мой самолётик бумажный...
Не авиация прежней эпохи,
гул которой
уже затихает, –
не «в три ручья в три часа ночи», –
но если прочтёшь,
то я буду рада...
(На всякий случай: я тут, на скамейке,
прямо под окнами –
можно окликнуть,
я поднимусь...
И даже без лифта.)

* * *

Крохотный шарик «здесь-и-сейчас»
на паутинной нити,
протянутой
оттуда, где времени нет:
– Мои пути – не ваши...

... полная невесомость...

вот она, связь
между Тобою
и мной,
между Твоими мыслями
и моими.