оволс

думал вдруг живое да вдруг зерно
пригревал посреди листа
а оно разинутое окно
торричеллева пустота

продувной озон рассухой зако-
пан да вывалился в зенит
и летит невесомостью кверху дно
и звенит своё
извинит

кот

только начинаешь понимать того медведя —
в сугробе протаяно дыхальце,
ноги-руки почти согрелись,
как — вот!
кот:
шагами охотника в камуфляже,
по-над головой крадучись, ищет-не ляжет.
пахнет дождём, листьями, больше всего землёй,
корой.
лютое кладбище полёвок, лягушек,
вытащенных из гнезда птенчиков.
беру поперёк пуза, укладываю к подушке,
слушаю.
запахи выдыхаются, приручаются на мурчательное,
мечтательное.
котики глазастые, похожи на младенчиков,
говорят, поэтому их и любят женщины.
верить?
снова белое по тёмному, и уже — медведица,
спи, кошенька-мышенька, няшенка-вишенка-хвостатик,
нам до весны хватит
снегу...

утренним апрелем загляну к прабабушкам,
прополю оградку.
держали таких простых-рябеньких
верно, и они. да всё остальное
нет, не другое.

граффити про запас

грунтовок, натяжений.
голубей.

что про неё – то линии и тени.
транзитом день,
нехватка сновиденья,
плацкарт ночей.

но чей?

но ври,
что каждый – о тебе ей.