Портрет (прескевю)

В доме без стёкл на кухне висит портрет -
Курит мужчина. Курит весной в окно.
Ветка сирени. Чуть приглушённый свет.
Смотришь и чувствуешь, как же на сердце легко!

Курит мужчина. Пьёт из стакана чай,
Крепкий и терпкий как беломорский табак.
Молод мужчина. Мысль промелькнёт невзначай -
Летчик, наверное... Или полярный моряк?

Выправка, взгляд устремлённый вдаль,
С лёгкой грустинкой бусины серых глаз.
Где-то на склонах пышно цветёт миндаль.
Май тридцать третьего. Гордый Советский Кавказ.

В доме заброшенном чудом остался портрет.
Сорванной дверью скорбно скрипит петля.
Думаешь: «Сколько с тех пор пролетело лет»...
Смотришь.
Вздыхаешь.
Не узнаёшь себя.

Дурак

Эх ты, жизнь моя, птицей–кречетом,
Ой ты, степь-тоска, боль – осколками.
Было – не было, чёт за нечетом,
Раззвонит гармонь по-над ко́лками.

Был как есть – дурак, кудри русые,
Кудри русые, окаянные.
Как я песни пел, песни грустные,
О любви былой, песни пьяные.

Ох ты, грусть-тоска, боль-кручинушка,
Не растил тебя в поле паханом,
Растревожила зла судьбинушка,
Сердце пылкое под рубахою.

В озорных глазах накопила слёз,
Загасив огонь, искры – молнии...
Расскажу ветрам, как я стал тверёз,
Как сменил пиры на безмолвие.

Дураком прослыть – эка невидаль!
Растерять любовь – удаль лютая!
Голова в кустах, на груди медаль,
Спесь – гордынюшка, сабля гнутая.

Упорхнула с рук птица-горлица,
Не ласкал её, да не сватал я.
Улетела прочь, вон из горницы,
В царство дальнее, тридесятое.

Весне быть

Не сплю...
Луна течёт в квадрат
расписанного инеем оконца,
В союзе холода и влажного стекла
узор рождает белый образ солнца,
Забытого в морозной полумгле,
полутеней кружащих снегопадов.
(Настырно просится в строку лампада.
Да только нет её, горит электросвет
неярким золотом,
свечей на двадцать – тридцать),
И тень карандаша за буквами стремится
в строке запечатлеть
мороз,
снега,
метели,
сумрак.
Точнее сумраки недели,
с сороковой по пятую.
Когда
начнёт обратный счёт весна...