Стихотворения, предложенные в ТОП-10 Международного литературного конкурса "8-й открытый Чемпионат Балтии по русской поэзии - 2019" членом Жюри конкурса. Лучшие 10 стихотворений Чемпионата Балтии будут объявлены Оргкомитетом 6 июня 2019 года.
Внимание!
Имена авторов анонимных конкурсных произведений будут оглашены в Итоговом протоколе конкурса 6 июня 2019 года в 23:59 по Москве.
1 место
Конкурсная подборка 121. Елена Копытова, Рига (Латвия). "Тропой чужака".
Чужой
...и опять ныряешь, как лодка с пробитым днищем, в этот мир – непонятный, штормящий, совсем не твой, понимая, что часто находит не тот, кто ищет.
Не успеешь очнуться, как сорной взойдёшь травой, не успеешь опомниться – облаком станешь белым. И, пытаясь вписаться-вжиться, постичь азы, примеряешь чужие мысли, чужое тело. И уже почти понимаешь чужой язык. Продолжаешь упорно стучаться в чужие души, всё надеясь прорваться туда, где тебя не ждут. И мельчаешь внутри – всё больше тебя снаружи. Незнакомая музыка льётся в твоём саду. Это просто, казалось бы – будешь одним из многих. Всё, что было тобой, останется между строк. Но чужой язык приводит к чужой дороге, где чужому Богу внимает чужой Пророк.
2 место
* * *
На следующий день после того,
Как закончится война
Вернутся скелеты ласточек -
Увы, без клювов
И глаза их, белые, сваренные вкрутую,
Будут лететь в трех дюймах впереди их полупрозрачных лиц -
И немного сбоку.
В люльках захныкают скелеты детей
И скелет собачки выкопается из-под пепла
И попробует найти свой ошейник,
И не найдя его, грустно рассыплется на части.
На крыльцо выйдет скелет мужчины в противогазе
И будет долго смотреть на скелеты кур,
роющихся в радиоактивном пепле
И слушать как задумчиво каркают скелеты ворон
На оплавленных скелетах фонарных столбов
А услышав тихое курлы... он испуганно взглянет в небо
Но в черном небе уже не будет самолетов,
И лишь скелеты журавлей будут лететь
Так высоко-высоко, так плавно, так странно,
Что скелет мужчины улыбнется и поймет,
Что теперь уже все кончено
И теперь уже все будет хорошо.
3 место
Конкурсная подборка 92. Ренарт Фасхутдинов, Санкт-Петербург (Россия). "Четвертое измерение".
Четвертое измерение
Назову героя, допустим, Жаком (а возможно, Дмитрием, но не суть).
Он идет с работы летящим шагом, по ночным кварталам срезая путь.
Остановка, мост, поворот направо, через парк и к дому – маршрут таков.
Но сегодня в парке торчит орава молодых жестоких сорвиголов.
Я-то знаю, что ожидает Жака: потасовка, кладбище, море слез...
Но терять такого героя жалко. Значит, надо вмешиваться всерьез.
У меня хватает на это власти, потому что авторам можно все.
Я беру не глядя мой верный ластик, провожу по карте – и Жак спасен.
Он меняет курс перед самым парком и шагает долгим кружным путем –
Подворотня, желтый фонарь и арка, драный кот, пустившийся наутек.
Чертыхаясь, Жак огибает ямы, бормоча: "Да что это я творю!",
И выходит, хоть и не очень прямо, к своему подсвеченному двору.
Отведя беду, оседаю в кресле (по идее, спать бы уже давно)
И опять задумываюсь – а есть ли вот такая сила и надо мной,
Чтобы крепкой дланью брала за ворот не забавы ради, а пользы для?
Я смотрю в окно на погасший город и затылком чувствую чей-то взгляд...
4 место
Semper fidelis
Он был странным, нездешним, с бесшумной походкою зверолова,
иногда нелюдимым, но светлым, из тех, кто не бросит плохого слова,
нехорошего жеста, да что там - и взгляда злого,
он курил Lucky Strike, любому кофе предпочитал мате,
и только по выправке, легкой, почти исчезающей хромоте,
способности пить, не пьянея, когда все вокруг - до положенья риз...
Не скрывал, на прямой вопрос отвечал с улыбкой: "Oh, yes. Marines".
Он менял подруг. Так нередко бывает у отставных военных.
Обычный мужик, не донжуан, не монах, не евнух,
но привычка морпеха к режиму сведет с ума самых офигенных,
самых терпеливых заставит биться в истерике и слезах...
Он же не умел, не приучен был спускать такое на тормозах,
надевал бейсболку, быстро, уверенно собирал рюкзак,
исчезая из чьей-то жизни мгновенно, немедленно, на глазах,
и, еще катя на разбитой "Хонде" на запад по Иерусалиму,
брал билет онлайн, овернайт через Мадрид на Лиму...
Почему-то его всегда тянуло туда непреодолимо,
к этим каменным стенам, террасам, теням, тропинкам,
буколическим шапкам, ламам, индейцам, инкам...
Так иногда ощущаешь себя своим на чужом пиру.
Как-то, впрочем, он что-то сказал про деда по матери из Перу...
От Лимы он сутки трясся в автобусе миль восемьсот до Куско -
дорога все время вверх, серпантины, ни воздуха нет, ни спуска -
пытался уснуть, но рюкзак был тощим в итоге недолгих сборов,
на месте бродил по улочкам или сидел на площади у соборов,
ездил в горы на синем поезде, лез на самый верх храмов и пирамид,
и в груди у него растворялся какой-то спрятанный динамит...
Он возвращался, дарил дурацкие шапки и находил подругу,
курил Lucky Strike, пил мате, но снова все шло по кругу,
и Хосе Гутьеррес, известный как Инка в своем миру,
собирал рюкзак и опять улетал в Перу,
слонялся по рынкам, ел какие-то кесадильи,
слал открытки и прилетал обратно раньше, чем они доходили,
никогда не собирался остаться там,
но однажды не сел в Лиме на рейс LATAM...
Говорили, инфаркт, Lucky Strike, Хосе исчерпал лимит,
высокогорье, вот и взорвался гребаный динамит...
Я, конечно, и сам понимаю, что это ересь.
Просто где-то на перуанском облаке нынче сидит Гутьеррес,
курит, смотрит вокруг, удивляется - эй, ребята, куда все делись,
ладно, мол, справимся, semper же как-никак fidelis,
чуть поодаль по струнке, как под линейку заправленная кровать...
И по почте долго идет открытка с подписью:
"Парни, вы здесь обязаны побывать".
5 - 10 места
Конкурсная подборка 12. Олег Паршев, Пятигорск (Россия). "Месяц династии Май".
Месяц династии Май
Ты мне пишешь: опять прохудился овин,
А у Зорьки – вот-вот и отёл.
А пастух-снегочёт из династии Мин
Заедает стихами рассол.
А ещё говоришь: у тебя по весне
В огороде цветёт сингапур,
И тебе вновь придётся в худом шушуне
Разводить кашемировых кур.
А потом слышу я, что малина и вьюн
Пьют саке у тебя на крыльце.
А ночной тракторист из династии Мун
Ловит ветер, меняясь в лице.
А берёза с ольхою затеяли спор –
Кто на свете милей, чем они,
А по небу парит золотой комбайнёр –
Обрывает последние дни.
В общем, всё хорошо. Ты спекла каравай.
И танцует огонь в очаге.
И царит ясный месяц династии Май,
Держит солнце в подъятой руке...
...А луна вечереет в бокале твоём,
Две метели уснули у ног.
Ты и Космос сидите на кухне вдвоём
И из радуг плетёте венок.
Конкурсная подборка 43. Арсений Журавлев-Сильянов, Санкт-Петербург (Россия). "Честная игра лукавства".
Наброски к гостеприимству Авраама
Мы сидим втроём: я и парочка полупьяных
и не очень талантливых девочек - из художниц.
В этом полуподвале кругом ликаны,
красноглазые оборотни с бледно-зелёной кожей.
Это нижний мир. Не самый ещё, но ниже
я пока не спускался искать скелеты.
Мы сегодня здесь. Мы сосём винишко,
тянем на улице тонкие сигареты.
Так приятно перед студентками рисоваться:
вовремя подливать, изображать манеры.
Строю философа, показываю на пальцах,
как устроен свет вне этой глухой пещеры.
Одобрительно слушаю глупости. Улыбаюсь.
Объясняю. Предельно запутанно, витиевато плохо.
Добрая мысль - встретиться в этом баре.
Первая - мышка, вторая по ком-то сохнет.
Точно Троица тут сидим. Три бокала. Трое.
В нижнем мире не место богу. Тени нас окружают.
Первая поплыла - на плечо пристроил.
С той, что красива, вполголоса продолжаем.
Ты же чувствуешь эту щемящую боль ночами?
Мышка встаёт, поправляет платье.
Путь к раскрытию творческого начала
в сложной системе простых сексуальных практик.
Идентичность - концлагерь, матрица для болванов.
Нет никакого "Я", только место тела.
Мышка вернулась. Думаю, что блевала.
Та, что красива - в стельку.
Господин остаётся и после уплаты долга
Господином Невыразимым. Снова выходим - курим.
Как бы сказал Платон, а Платон был дока:
как вам - идея - поехали в мастерскую?
Пахнет деревом, красками, ацетоном.
Стены лофт, возле компа объедки.
Полки с альбомами, любовники из картона -
арт-объекты.
В унитазе журчит, потому что сломался клапан,
оттого и ржавчина ярко-густым подтёком.
Два хороших прожектора, полуслепая лампа,
две живые розетки, третья ударит током.
Гул в голове, протяжный, басовый, долгий.
В горле - помойка, желудок сводит.
Узкий диванчик, продавленный, неудобный.
И никого сегодня.
Конкурсная подборка 46. Александр Крупинин, Санкт-Петербург (Россия). "У церкви Сен-Медар".
Я жить хочу и умереть на юге
Я жить хочу и умереть на юге,
Где так тепло и запах тамаринда,
Где голосом гортанным птица Раух
Поёт хвалу Властителю Вселенной.
Я жить хочу и умереть в той роще,
Где стрекозы полет неодномерен.
Где над прудом твоя полуулыбка
Висит в лучах полуденного солнца.
Когда в сыром подземном кабинете
За письменным столом полковник Пестель,
Рукой до боли сжав холодный череп,
Планирует убийство Государя,
Когда на клумбе возле дома скорби
Цветок безумно-красный расцветает,
Я жить хочу и умереть так тихо,
Чтоб обо мне не вспомнила ворона,
Когда в её гнезде на лёгкой крыше
Пробьют свои скорлупки воронята.
Конкурсная подборка 255. "Последний акт".
Последний акт
Джинса и кроссовки, какие там платья!
Похожа на парня, но значится Катей,
в красивых словах не сильна.
Широкие плечи, короткая стрижка,
гоняет на байке на пару с мальчишкой,
которого любит она.
Наверное, глупо искать виноватых:
он любит не Катю, а девушку Нату,
что в парке гуляет с другим.
Катюха – внимательный друг и жилетка.
Мечту он встречает на лестничной клетке,
а Кате выносит мозги.
Она-то совсем на мечту не похожа,
но скажет спокойно: «Не кисни, Серёжа,
купил бы Наташке цветы.»
Потом улыбнётся, обнимет за плечи,
и сразу обоим становится легче,
не так далеко до мечты.
Конец февраля. На крутой вечеринке
Катюха коньяк заедает маслинкой:
желает забыться душа.
Наташа пришла в потрясающем виде,
Серёжа забыл о тоске и обиде,
настолько она хороша.
И Катя встаёт. А народ веселится,
мелькают смешные счастливые лица,
ей кажется: все влюблены.
И думает, глядя глазами пустыми,
что если заряжено, то холостыми,
снимая ружьё со стены.
Хохочет в довольные пьяные рожи.
Она на убийцу совсем не похожа.
Стреляет в Наташу, стреляет в Серёжу
за двадцать минут до весны.
Конкурсная подборка 295. "Маленькая жизнь".
* * *
Из Парижа, с любовью.
А.С
я многим тогда был доволен вполне
и счастлив моментами даже
на улице Репина, хоть там и не
Репина были пейзажи:
плыл в узких проулках то холод, то жар,
воняло на лестничной клетке,
поверь, я и в мыслях топор не держал
на злую старуху-соседку.
мне нравился Летний завьюженный сад –
зимой в нем деревья свежее,
и, глядя на них, становился я сам
уютный, как оранжерея.
когда же мне стало так всё велико –
от улиц, до шпилей небесных?
и серое небо имперским катком
давило. я перед отъездом
старухе-соседке часы подарил,
с тобой распрощался на Невском,
и в пьяных слезах до утра примирил
Гюго своего с Достоевским.
Конкурсная подборка 293. "Выдохи междометий".
Тишина
Тишина скрывает простые вещи:
запах снега, облако, отблеск глаз...
Хрупкий мир, который тебе завещан,
может в прах рассыпаться хоть сейчас.
В тишине найдутся на всё ответы,
а слова – полнейшая ерунда!
Замолчав, стоишь между тьмой и светом,
между «А» и «Я», между «нет» и «да».
...А потом – сквозняк! Нараспашку двери!
Родником должна бы забиться речь...
Но молчишь ты, сдуру успев поверить,
будто словом можно язык обжечь.