Автор - Ольга Дараган, Москва (Россия).
Стабильно мартовское
Так просто возьмёшь и уедешь,
оставив меня
живьём на с'едение Марту.
(Прости, что без мата,
снесут..)
Он тут же добудет слегка
запотевший сосуд
из бурой утробы сугроба,
на стенках - кристаллы
забывшего белое снега
и грязи с прожилками льда
блеснут, как цветная слюда.
(Наглец подмигнет мне азартно)
А крепость? - согласно прогнозу
на завтра,
все сорок процентов дождя.
(уже уходи, уходя..)
А этот..
позёмкой дыхнёт мне в лицо,
ручейком - макияж,
и патлы - вороньим гнездом,
как нарочно.. да я ж..
Зануда весьма ощутимо
скребётся щетиной колючих ветров
по растресканной мякоти губ -
не то чтобы груб,
но прост в обращении с дамами -
сам понимаешь, куда нам
противиться воле ветров.
(езжай, будь здоров..)
Я с Мартом зависну,
в прогнозах душевной погоды
стабильна
в своей нестабильности.
Брошенный камень
летит и не падает,
время твоими шагами
щекочет округлость земли,
приближая
весну в настоящем.
Я знаю, конечно, что ты..
но я - ещё..
По правилам
Всё по правилам,
да пропади оно пропадом.
Отвернуться пора от окна -
там к холодному проводу,
исключая тоску,
прилюбился случайный лоскут,
поприкинулся птичкой на веточке
и дрожит - развесенняя ветошь,
развесной невтерпёж
(сколько чуши на строчку напорется)
Дайте дозу -
в убойной пропорции
одиночества, лучше кромешного
(кипятить и помешивать
исключительно по часовой -
оловянной своей головой)
и несчастья
(настой по рецепту природы:
подождит девять месяцев ровно,
и в родах - зима)
И пиши..
Что у вас от ума?
Нет меня в зафевралье,
вам наврали.
Comme un fou/как чумной/
намолчавшись до крика,
мой лоскут притворился чирикнутым,
не догнать его, не об'яснить за и про -
и про небо в московском метро,
до смешного лечебное.
А несноснейшее
исключение
подтверждает меня,
в унисон игнорируя правила.
Правит набело..
Два неба
А времени нет. Лишь жара
сжирает вчера -
не кануть в египетской тьме бы.
Гора обреченно вздыхает:
пора..
Коралловой каплей рождается Ра
и падает с неба на небо.
Два неба. Одно -
висит безвоздушной виной
над морем соленой беды бедуинова быта.
До корки камнями побита,
пустыня отпела давно
глухим суховеям мотивы почившей саванны.
Но эхом песков караваны
бредут неприкаянно к небу - второму,
нескромно
любимому Ра.
Не вхожа жара
под злые горбы и углы,
что снизу круглы..
И Ра, утомленный жарою,
на небо второе
прольется и станет нежнее и шире в плечах,
и водит лучами, забвенье и злобу леча,
по розовым пальцам полипов,
с рожденья до камня причастных великой воды -
их кроны сильны и тверды.
И мы бы могли бы
отдаться коралловым снам -
им радуга первого неба настолько пресна,
что имя тоска ей,
и мудрость людская
не весит песчинки с её
наследственной памятью.
Бьёт
прицельно жара
по первому небу над миром, караемым Ра.
Лишь ветром из ада в горах
на встречу с прибоем сбежит кареглазая лань,
безгласно мала,
поводит ладошкой по нитке на смуглой ключице,
коралловой веткой мизинца -
по красному камню.
И время случится.
Рассыпется с нитки закат по граалям стареющих гор,
и Ра под коралловый хор
почувствует дно.
Два неба сольются в одно
густеющей каплей.