Живет в Санкт-Петербурге (Россия). Визитная карточка участника.

Анапа

Жара. Пахнет гастролями на побережье.
У актеров сердечные приступы. Выше по карте падает самолет.
Воздух становится бражным.
В подсобке собака брешет.
Вечер не настает.
Ставим сценки детям в сердце фальшивого Юга.
Декорации плохи, а советский ДК сутул.
Юность вокруг заглаживается как брюки
и вешается
на стул.

* * *

Зимний вечер. Станции под Армавиром.
В три глотка банку ополовинив,
муж допивает и слушает, жена говорит:
"Он вернулся. Он живет где и жил,
через улицу. Стало быть, не секрет,
ты должен знать". И муж, сложив
банку гармошкой, прячет ее в пальто.
"Вряд ли мне интересно. Впрочем, я знаю, кто
будет задет.
"Да, твой отец". "Отец".

Явно пахнуло фермой. Тянутся огоньки.
Тогда было лето. Улица вдоль реки.
"Все началось с собаки, сначала пришла она,
после - хозяин, вроде пришел за ней,
но не за ней". "Отец-то уже в те дни
видел, что будет и отпускал при мне
что-то в твой адрес. И оказался прав".
"Ты же ходил на работу. Август, была жара,
травы гнили ночами, а днем сгорали,
пыль за машиной сворачивалась спиралью".
"Да, ходил на работу. И сейчас бы ходил.
Папа - другое дело. Не сказать, что ему
было дело до чувств или дело до дел
наших с тобой. Было дело до мух
на винограднике, дело до сумасбродства,
чести, как он ее понимал, а он понимал ее просто".

Жалко собаку. Жалко сгоревший сарай.
Жалко трусость и смелость, и даже тягу к труду.
Снаружи под фонарем мелькает перрона край
И люди гуськом переходят реку по льду.

* * *

Ключ от погромов, ключ от приступов кашля,
ключ от голода.
Сила дикого быка разлита по бурьяну,
и бурьян усыхает.
Землю трясет, потому что по ней скачет бык
с заштопанной шкурой.
Диета из воды и угля, от которой краснеет лицо
и тело темнеет внутри.
Если тебя высадят здесь, ты почуешь угрозу:
бока твои будут открыты.
Дорога между холмов,
трава, достающая до подмышек.
Шахтерские логова, выброшенная порода.
Бык, стало быть, ходит вверху,
где холмы набирают вес,
а ты глядишь снизу.