Конкурсное произведение 68. "Родственные души"

Конкурсное произведение 1-го тура Международного литературного конкурса "Кубок Мира по русской поэзии - 2015". Имя автора будет оглашено Оргкомитетом 31 декабря 2015 года в 23:59 (по Москве).

РОДСТВЕННЫЕ ДУШИ

В эскадрилье «Нормандия–Неман»,
в экипаже «ЯК»-а по прозвищу «Ласточка»,
был пилотом Марсель,
невысокий, изящный,
потомственный аристократ,
ценитель Аполлинера и Дали,

а механиком – добродушный, застенчивый,
неуклюжий, на первый взгляд,
Егор – богатырь двухметрового роста,
из крестьян, любитель народных песен.

Они тут же сошлись,
лопотали на пёстрой смеси
из их родных языков
и понимали друг друга
не то, что с полуслова,
а с полувзгляда.

Маркиз ошарашен был тем,
как быстро Егор
начал красиво грассировать
с настоящим гасконским акцентом...

Вечерами,
когда не было ночных вылетов,
Егор любил напевать,–
«Степь да степь кругом,
путь далёк лежит,
в той степи глухой
замерзал ямщик...».

Марсель,
затягиваясь ароматным «Голуаз»,
удивлялся,–
а ямщик то с напарником был,
что же тот вовремя
товарищу не подсобил,
да и зима – родная для вас стихия.

На что Егор,
провожая взглядом
чиркнувшую по небу комету,
задумчиво замечал,–
но и ваш император,
большой человек,
взнуздал всю Европу,
а с нашими-то партизанами,
да с Морозом Потапычем–
совладать не сумел...

Однажды,
при перелёте на новую базу,
Марсель взял в полёт и Егора.
Все пилоты так поступали,
тайком от начальства,
ведь механикам очень хотелось
ощутить себя
лётчиком истребителя.

Но случилось ЧП,
отказали рули управления,
самолёт оказался в пике.

Марсель получил команду
покинуть борт.

И Егор кричал,–прыгай, Марсель,
не тяни...

А лётчик, зная, что у механика
нет парашюта,
до конца пытался
усмирить
взбунтовавшуюся
«Ласточку».

Последнее,
что услышали на базе
по громкоговорящей связи–
звенящий тенор Марселя,–

«а в степи глухой
замерзал ямщии...».

«ЯК»
сбрил верхушки корабельных сосен
и рухнул.

От удара экипаж выбросило.

Марсель и Егор лежали рядом
на сверкающем
от безжалостного военного солнца
поле,
белоснежном
и безграничном.

Их лица были запрокинуты в небо,
казавшееся
ещё несколько секунд назад родным,

а руки – широко раскинуты,
так, как будто,
они хотели,
напоследок,
обнять
друг друга.
Душа
весельчака вольнодумца француза,
отдавшего жизнь за други своя,
и душа
православного

устремились
к Господу...

с одинаковой
скоростью.