Живет в Москве (Россия). Визитная карточка участника.
Феникс
Полумрак – полусвет...
В тишине мастерской только уличный гвалт детворы,
редко скрипнет в полу полустёртая старая плаха.
На окне сухоцвет
зноем крымской степи, чабрецом и лавандою пахнет,
да сурово станки мои ждут окончанья великой хандры.
Творче солнечный мой,
здесь над глиной густой, чуть дыша, замирает душа,
всё глядит сквозь пласты, всё твердит о неявленной сути.
Глина ждёт под плевой,
но закон её форм ускользает подвижною ртутью
сквозь ладони мои, простотою своей ворожа.
Этот тайный закон,
этот вечный мотив ведом камню и зверю в горах,
рыбе в синих озёрах и древу седому, и небу,
в шорох трав он вплетён...
Обрету ли его в ремесле каждодневном и хлебе,
тихим по-во-ды-рём на лис-тах, на кам-нях, в письменах?
Ждут мои стеллажи
и круги поворотные – скрипа, движения ждут,
стынут жала стамес, дремлют стеки и плоть пластилина.
Не торопят в тиши
мои чада родные – из бронзы, из гипса, из глины –
терпеливо душе
возродиться из пепла дают.
Над разлукой глухой
и раздраем времён, над страстями великих систем -
опалённые крылья
из дымной золы простирает...
Белый свод мастерской
в небеса растворён -
там,
немые уста отверзая,
феникс светлый летит
над уныньем
и небытием.
Рисовальщик
бумага рисовальная бела
дыханье флейты времени и мгла
сквозь сумерки в воздушной позолоте
Гольбейн Мантенья Босх Буонаротти
и пальцы мне неведомый кладёт
на лоб и веки – грезится в щепоти
в ладони той знак светлого крыла
Он говорит порочна суета
сквозь мрак и стылый хаос красота
Творенья открывается слепому
когда в увечном чаянии Богу
молитву о прозрении несёт
как зеркало бессмысленно без ока
смотрящего в него – так темнота
удел для глаз когда не явлен свет
он говорит и странный тот совет
я понимаю не о светотени
но между тем парящий в лёгком крене
софит исторгнет белые лучи
натурщице на нежные колени
и подо мной качнётся табурет
он заскрипит бумаги хрустнет лист
расправит парус лёгкий как батист
зашелестит на буковом мольберте
он порами и фибрами поверьте
графита ждёт как пашня борозду
что уголь остроточенный начертит
как со смычком управится альтист
Исторгнут стены нервную волну
моргни и шорох вспорет тишину
в крахмале снежном встанут вертикали
сил гравитации из горизонтной дали
потянутся дороги перспектив
зачатки форм в воздушные спирали
рождённое пространство завернут
а там взойдёт софитная луна
и снова вспыхнет древняя война
меж Светом нисходящим и Тенями
две армии штыками ли клинками
границы нетерпенья проведут
то было всё предсказано волхвами
и битва та была предречена
в веках и на земле и в небесах
за дюйм за пядь в сердцах на пустырях
сражаться будут грозные стихии
и вот когда их битвы затяжные
на время к равновесью приведут
в моём листе – улягутся штрихи и
гул стихнет в остывающих осях
тогда на поле брани и вражды
живых деталей юные сады
качнут листвой и в них легки беспечны
засвищут свиристели защебечут
синицы глаз воробушки ушей
и коростели губ в тумане млечном
протянут руки тонкие плоды
и оживёт графическая плоть
пространства рисовального ломоть
его зачин устройство и открытье
войдут в графу космических событий
лист ждёт - его просторы побороть
по лезвию уменья и наитья
веди меня таинственный Господь
Натурщица
в лучах софитов белою свечой
как дар Творца
горит горит вседневный ангел мой
натур-щица
поводит алебастровым плечом
и краснотца
от тёплых струй чуть розовит под завитком
овал лица
по хохолку стекает ливень – золотой
как хохлома
на маковках груди о бог ты мой
светов волшба
и перламутр сосков её лепных
вина хмельней
когда колдуют в глубях голубых
крыла теней
о дуралей пред плотью трепетать
извечна страсть
скорби душа моя с Кем споришь ты опять
что за напасть
с забвеньем ли веков глухим где всё уснёт
в конце концов
Творца ль гневишь в садах срывая терпкий плод
его трудов
текучей глины бег и стеки борозду
не торопи
под кровлей мастерской ту тонкую черту
не преступи,
где зыблется бедро округлой белизной
не для слепца
в луче кружит мой ангел золотой
натур-щица.
