"...В этом цикле «После свистка» я постараюсь говорить о главном, на мой взгляд, что есть в подборках, не заслоняя рассуждениями сами стихотворения...". О стихах Нахума ВИЛЕНКИНА, Олега ПАРШЕВА и Артема СЕНЧИЛО.
...Межсезонье на нашем портале. С одной стороны – безусловно – хорошее время, чтобы немного отдохнуть от рифмованных строк, обратившись к давно отложенным для прочтения книгам строк нерифмованных… С другой – ах, как же все-таки тянет перечитать на свежую голову уже знакомые конкурсные стихи – и те, которые мгновенно стали друзьями, и те, общение с которыми было быстрым, порой – немотивированно быстрым…
И вот я опять и опять возвращаюсь к стихам минувшего Чемпионата, освобожденный от необходимости оценки их сиюминутной «конкурсной перспективы», останавливаюсь, перечитываю строки, показавшиеся весной не столь значимыми…
Строки, о которых сегодня мне и хочется завести разговор.
Это стихи, Олега Паршева, Нахума Виленкина и Артема Сенчило.
Начнем с короткого, горького и страшного стихотворения из подборки Нахума Виленкина.
Виленкин Нахум, Петах-Тиква (Израиль). "Раз-два-три"
Приведу его полностью:
когда рука кукловода...
проникает
в куклу- перчатку
скажи петрушка
не щекотно ли тебе
?...
Здесь идет речь не об отношении кукловода и марионетки, не о бунте куклы и хозяина, и не о покорности кукловоду – все страшнее и глубже.
Петрушка вовсе не положительный герой: в традиционном балагане он злобный убийца, гримасничающий рядом со своими жертвами. Смех у публики вызывали не только (и не столько) его расправы с соперниками, сколько финал представления, когда Петрушку уносит Смерть или (её аналог) большая собака.
«Петрушечник» (а позднее – шарманщик), «оживлял» куклу, оживлял самое мерзкое, скверное, что было в этом герое, давал выход темным чувствам и страстям, убивая своего «героя» в конце представления. Но могла ли перчатка быть злобной без кукловода? Именно хозяин выпускал на сцену Петрушку-убийцу…
Сама ли кукла – зло, или, власть толпы, зрителей, делает её преступником, измывающимся над жертвами? Весело ли тебе, марионетка, когда ты оживаешь в руке хозяина?...
Горькое, страшное стихотворение.
Такое же горькое стихотворение в подборке Олега Паршева завершает подборку и дает этой подборке название.
Паршев Олег, Пятигорск (Россия). "Самолет продолжает взлет"
Самолёт долго набирал высоту полувойны,
Тормозя на ухабах полураспада.
У каждого – волны совести разной длины.
И душа – собственного формата.
Знаешь… когда отцветает время, отраженья становятся одиноки.
Если судят, лаская личный аршин, мгла открывает счёт.
Реальность без людей – идеальна. Она подведёт итоги.
Самолёт продолжает взлёт.
Знаете, это стихотворение у меня не вызвало ощущения настоящего времени, разве что своей тревожностью и некоторой безысходностью.
Отчего-то картинка, которую я представил, была из года 1945-го – взлет самолета, сбросившего смерть на Хиросиму. Быть может, оттого, что еще в детстве мне попалась в руки книга с фотографиями разрушенной Хиросимы, на каждой из которых я видел тени людей, исчезнувших, испарившихся от атомного взрыва. И весь мир тогда – как будто выцвел, потерял краски, потерял жизнь. Наверное, летчик, сбросивший бомбу, считал, что творит добро. Согласно воспоминаниям, первой мыслью, которая пришла ему в голову, была такая: "Бог рад тому, как я поработал». Но дело даже не в том, что кто-то посчитал (или даже теперь считает) сотворенное правильным и целесообразным, а кто-то – страшным преступлением.
Дело в том, что один человек отдал приказ уничтожить десятки тысяч людей, другой – выполнил, а в результате – СМЕРТЬ.
Можно с легкостью уверить себя, что ТАК БЫЛО ПРАВИЛЬНО, можно доказывать, что – исторически необходимо, но только людям, которые ради этой «исторической необходимости» умрут, все равно, какие идеи принесли их в жертву.
Стоит ли вообще какая-либо идея в этом мире смерти человека?
Риторический вопрос.
Только вот этот самый самолет продолжает взлетать и взлетать. Он несет в своих бомболюках новую реальность без людей, проводя черту под всеми спорами, идеями и амбициями. Не получится поиграть в полувойну. "Бог рад тому, как я поработал»? И останутся испарения людей, одиноких в своей массовой смерти. Есть ли стоп-кран у этого самолета?
Третье стихотворение, о котором я хотел бы поговорить сегодня, стихотворение из подборки Артема Сенчило «Бастион».
Сенчило Артем, Киев (Украина). "Бастион"
Скрывая личности и лица,
Бродя вдоль выжженых границ,
Вновь мародеры станут рыться
В останках ангелов и птиц
И, с тел, покрытых снежной пылью,
Сорвав нательные кресты,
Оставят гнить под снегом крылья
Среди морозной пустоты.
Нет у войны конца и края:
Не знает смерть часов и дат.
И мародеров расстреляет
Среди степи патруль солдат.
Услышав залп, проснутся воры –
И через ночь, мороз и снег
Придут другие мародеры
К телам расстрелянных коллег.
Кажется, прошел Апокалипсис, прошла грандиозная битва, лежат в степи тела её участников. Кажется, все завершено, победители объявили себя стороной добра, расставили точки, занесли прошедший бой в анналы… «Тишина на поле Куликовом» (с)…
Только вот – гуляют по степи мародеры, значит, победа «добра» над «злом» не окончательна? Значит, остался кто-то нечистый на руку, нечистый в помыслах? Только вот – роются мародеры в останках ангелов и птиц, срывают нательные кресты. Только вот – морозная пустота вокруг, ни говора людского, ни птичьего пения. Значит, победило зло? И нет среди погибших «врагов», есть только ангелы и птицы…
Только живые люди способны творить подлость, обирая того, кто своими крыльями усеял морозную степь. Мертвые сраму не имут…
Мародеров же тоже ждет смерть. И они тоже лягут на поле. И придут другие обирать погибших. И вот тут в стихотворении на первый план выходит неявная мысль: те, кто погибли, не важно, на чьей стороне они были, каким бы идеям не покланялись, каким бы командирам ни подчинялись, после смерти превратились в «ангелов и птиц». Все, даже мародеры.
Только живые могут вставать на сторону мифического «добра» или «зла». Только мертвые крылаты, только мертвые свободны от выбора стороны. Судить их мы не вправе, их ждет другой суд, небесный, и там уже воздастся по делам их, не по идеям.
И только живые способны выбирать, где их место – в бастионе или за стенами, и только они могут называть разведчиков – шпионами, своих братьев – врагами, свои идеи – единственно правильными.
Смерть уравняет всех.
Мне сегодня грустно, я сегодня надеюсь, что быть поэтом – все-таки – не означает быть пророком.
Мне сегодня хочется надеяться, просто надеяться.
Ваш – Герман.
