Живет в Соликамске (Россия).
УРАЛЬСКАЯ ЛИРИКА
* * *
Ни я один ходил три сотни раз
До привокзальной площади, а позже
Вдруг понимал, что проще, чем сейчас,
Не будет. Да и впрочем, быть не может.
Я поднимал с земли свой саквояж
Английской клетки с вставкой дерматина
И начинал с нуля километраж
По будням, смело щедрым на рутину.
Тащился через город, матеря
Весь свет и всё, что есть на этом свете.
У каждого второго фонаря
Просил огня промокшей сигарете.
Под проливным дождём встречал зарю
И точно знал – начнётся всё сначала.
Исчезнет жизнь меж тех, кого люблю,
И безымянной площадью вокзала.
Прогулка
Безмерно небо пролилось
На наши головы и плечи,
Я вымок весь, и ты – насквозь,
А кашель так и не долечен.
В России драмы круглый год:
Сюжет обыден, прозаичен.
Я не курю, не пью – и вот
Уже неделю на больничном.
Но мы гуляем, дураки,
А дождь, гляжу, того и дело
Твоей касается руки
Стеснительно и неумело.
И худощавые дома
С предельно хрупкими хребтами
Пытаются залезть в карман
Пальто антенными крюками.
Твоя улыбка – чёрт возьми!
Придумана лукавым бесом.
Тебе опять с утра к восьми?
Пусть быт идёт дремучим лесом….
Чего не ждали, то сбылось,
Мечты - лишь навсего дар речи.
А небо всё лилось. Лилось
На наши головы и плечи.
* * *
Как губительны узы уральских провинций!
Сколько душ полегло в этой хмурой стране!
Очевидно, не горы, а стены гробницы
Тихо сказки в ночи шепчут мне.
О, забытое Богом убогое место!
В три ручья плачет месяц три тысячи лет,
Когда, полный решимости, выпивший бездарь
В тьме кромешной опять ищет свет.
Как заброшенный дом с протекающей крышей,
Простоишь и обрушишься наземь, сырой.
Не увидит никто, и никто не услышит
Вздох последний ослабленный твой.
О, как пагубны эти холодные губы!
Расскажите мне, сосны, как ночь простоять,
Если с первой звездой топоры лесорубы
Заостряют безбожно опять,
Если с первым ударом разносится в щепки
Эта воля, что вам не давала тонуть,
Что держала огромные сильные ветки,
Как возможно здесь, сосны, уснуть?
Как убийственны петли уральских объятий!
Ах, тайга, ты строга к своим детям худым!
Колыбельною песней я слышу проклятье,
Что навек буду здесь я чужим.