10 Октября, Четверг

Подписывайтесь на канал Stihi.lv на YouTube!

Анатолий СТОЛЕТОВ. "Парашутки от КМ-2013"

  • PDF

StoletovЦикл пародий на конкурсные произведения и стихи "визиток" участников "Кубка Мира - 2013".



Анатолий СТОЛЕТОВ,
лауреат Международного литературного конкурса
"Кубок Мира по русской поэзии - 2013".

Stoletov

ИЗБРАННЫЕ МЕСТА ИЗ ПЕРЕПИСКИ С ДРУЗЬЯМИ

Цикл литературных пародий на произведения

"Кубка Мира по русской поэзии - 2013"


3. По дороге от λ до Конотопа

Ты шептала какую-то ерунду.
Я был счастлив, с тобою рядом.
Мне привиделось это в прошлом году
Между городом С. и Мариенбадом…

Александр Крупинин

*

В этот день ты болтал ерундой
и ушами, что крыльями, хлопал,
укрываясь дерюгой худой
по дороге от λ* до Конотопа.

Обнаружив в штанах прогал,
ты его целый вечер штопал.
Ты, мой друг, широко шагал
по дороге от λ. до Конотопа.

Опрокинул ты граммов сто,
невзирая на чистоплюев,
но с тобою на Конотоп
шел боксер Николай Валуев.

Что в дороге произошло,
ясно, думаю, всем уже вам.
Не случилось бы это зло
по дороге меж L. и Ржевом.

Ты теперь озабочен, чтоб
разобраться, чихал баран с кем,
и как, двигаясь в Конотоп,
оказался ты в Мухосранске.

* λ - лямбда (буква греч. алфавита)


7. Кричащие рыбы

да кому они песни глубоких рыб
когда высохли дни и вокруг намиб
шарит в поисках смысла шарит
когда память пуста и прозрачный жар
протекает свободно сквозь крышки жабр
допотопных бесследных тварей…
Игорь Калина

*

как хочу я так песенки - хоть убей -

наплевать, что вокруг до хрена гобей
и шары раздают на шару
если пусто внутри откупорь шихан
может выдавишь к вечеру два стиха
но скажи чтоб не били тару

как припрет до ветру беги поссать
но смотри чтобы дул не в лицо пассат
мы сухими ходить могли бы
возвращайся в дом зачинай свой чат
посмотри как рыбы в него кричат
если это конечно рыбы

через суши во рту ощущаешь сушь
это рыбное круговращенье душ
в сушняке вдруг почуешь сущим
говорить не заставить молчащих рыб
их стальной чешуи об окошко скрип
мы с тобой без труда расплющим


16. Побег души

душа споткнулась но не упала
земную жизнь тяжело пройти
душа ходить по земле устала
сплошные ямки да бугорки

она скитается век за веком
в небесном доме потом в земном
и так устала быть человеком
но что-то держит и держит в нём

Валерий Поланд

*

душа в нирвану сбежать хотела.
тысячелетье жить здесь - лишка.
но непростое попалось тело
и заплутала душа в кишках

да, вроде было-то все в порядке,
хотя и вышел в итоге шиш.
но от испуга ушла вся в пятки.
а вот из пяток-то не сбежишь.


19. Поэтическая телега

Автобус хромает на заднее правое –
я чувствую каждую кочку и рытвину.
Вдоль вечного тракта меж кривдой и правдою
везёт нас водитель маршрутами скрытными.
Везёт в Скрымтымным, где просили о помощи,
везёт в Дырбулщыл, где дырявые пастбища,
везёт в Бобэоби, что губы припомнили,
везёт в Лукоморье – пирком да за свадебку.
И странные виды в окошке проносятся,
и мысли родятся невинно наивные,
и, если пенсне не сползло с переносицы,
увидишь картины завидные дивные:
корзины с капустою краснокочанною,
на раз превращенье духовного в плотское,
мартышку Крылова, собаку Качалова,
февраль Пастернака, скворца Заболоцкого.
Полно контролёров на душу поэтову –
порой позавидуешь ранее вышедшим,
ведь цель путешествия многим неведома,
а цену билета объявят на финише.

Сергей Смирнов


*

А были моменты - поездил в телеге я
по белому свету по кочкам и рытвинам...
Об этом могла бы родиться элегия
на пару страничек с характером бритвенным.

Тряси, не тряси в магазине "капустою",
она не дороже обычного силоса.
Вдогон обзовут тебя глокою куздрою
и так раскудрячат, что бокру не снилося.

И что бы в далеких краях ни запало вам
в пространство души (много мусора всякого),
все мечешься в клетке собакою Павлова,
кусающей штеко манжеты Булгакова.

И пишется редко. От случая к случаю.
И хочешь ли, нет, ковыляешь ко гробу сам.
Ох, сколько поэтов стихами нас мучают!
И не увезти ту ораву автобусом.


20. Барабек vs Шрек

Пейзаж поделен холодом на ноль,
ощерилась сугробами долина...

Идет-бредет последний менестролль
вдоль по шоссе в предместье Абердина,
под шелест снов анабиозных крыш
меж островками пихтового леса,
туда, где Букингем и Лондон-Бридж,
и где живет последняя принцесса.
…………
Там все свои, там всякий сам король,
проказник, пересмешник и повеса…
Но он не просто тролль, он - менестролль,
и ждет еще последняя принцесса,
а с ней мечта. 

Что ж, надобно идти;
шажок, другой – еще долой три метра.
И куртуазной песенки мотив
сливается с унылым воем ветра.

Ирина Грановская

*

Приехал Робин-Бобин Барабек
и скушал пять церквей и колоколен.
И потому, как самый древний грек,
я был до крайней степени растроллен.

И я сидел, стенающ и согбен,
в преддверии чужого апогея.
И заплетался стрелками Биг Бен,
от менестролльной наглости фигея.

И хоть и чужд французский куртуаз
для вышеупомянутого грека,
Мне по прочтеньи двух десятков фраз
обидно стало за беднягу Шрека.

30. Бесстыдное

Без бюстгальтера, без макияжа,
сняв дешёвые медь и латунь,
отражаешься в створках трельяжа,
оголив из-под майки июнь.

Мне с тобой говорить не комфортно,
я пытаюсь пристроить зрачки
на торшер, на обложку «Мир фото»,
на облезлой гардины крючки.

Проваливший аферу подельник
(даже если и наоборот),
я смотрю: совершенно отдельно
от лица раскрывается рот.

Обвинений подкожных припадок,
затяжные обиды в цвету –
и три ракурса острых лопаток
умножают твою правоту.

Я – толстеющий, вечно колючий,
увлечённый бесплатным трудом –
на тебя с наслаждением глючусь,
полыхая ушами при том,

потому что сквозь россыпь иллюзий
проступает, как сквозь трикотаж
на твоём перламутровом пузе,
благодарности высшей мандраж.

Сергей Ивкин

*

Есть в природе бесстыдное что-то.
С неба влага по крышам течет.
Не пускает домой нас работа -
Составляем квартальный отчет.
Мы на мнение частное плюнем,
Кто бы что там нам ни говорил.
И висят из-под майки июни,
Набухают на них ноябри.
Чиркни спичкой, ты стала бы плазмой.
Но мне так некомфортно с тобой,
Потому что все падает глаз мой
На обложку журнала Playboy.
Я его возвращаю в глазницу,
Он - назад, за гардину кладу.
Если б знать бы, что все это снится...
Неуютно без глаз на виду.
Бьется сердце в припадке азарта,
Хоть до самых трусов пропотей.
И торчит окончание марта,
Суверенное, как Лихтенштейн.
Не составлю отчет ни шиша я,
Матерюсь, словно грузчик в порту,
Потому что мне август мешает
Покатать твои перлы во рту.


72. Последний

Улицы пусты не только ночью,
ходят призраки,
толкаются локтями,
заморочен город, заморочен,
смог над крышами и площадями.

Отпустить тебя? Больные крылья
унесут не далеко, не близко.
Кружева на старенькой мантилье
все в пыли, летаешь слишком низко.

Что ж, последним не бывает смены.
Под ресницами
молчит сырое небо.
Credo, quia verum*, непременно
отвергая доминанту эго.

Вот и дождь рассыпал многоточья,
ноябри кружатся волчьей стаей.
А душа, разодранная в клочья,
погибает. Где? Да я не знаю.

В лабиринтах скомканных иллюзий,
зеркалах случайных отражений
результатом жизненных контузий
ходят призраки, не жаждут возвращенья,

и не помнят майские рассветы
и садов призывное волненье...
Понимаешь, не наступит лето
в ноябрёвом летоисчисленьи.

Всё пустое, друг мой, всё пустое:
сны и явь, спрессованные вместе.
Всё пройдёт, ведь мы здесь на постое,
на дорожном вечном перекрестье.

Отпустить тебя? Но кто здесь пленник?
Улетай, последний над землёю,
и не ангел даже, а посредник
между человеком и душою.

Ирина Копаенко

*

все пустое, друг мой, все пустое:
Три бутылки, кружка, что у няни.
Были дни, писал стихов по сто я.
А теперь не пишется по пьяни.

Вышел ты из праха, станешь пылью.
Что дано, скажи, душою нищим?!
Особливо при дрожащих крыльях
И башке, гудящей бодунищем.

Многоточья не могу собрать я.
Может, обойдется без истерик?
Вопрошаю вас, поэты-братья:
Ну, quousque tandem abutere?!

Пусть немало истин в самогоне
К ней идут различными путями.
Даже если ты поэт в законе,
Не толкайся острыми локтями.

В этом мире все не так уж гладко.
Нас сожрут со всеми потрохами.
И любой - не больше, чем прокладка
между вдохновеньем и стихами.


40. Дрожащие пальцы
Автопародия на стих Анатолия Столетова
"Осколок витража"

*

а наши планы дальше неясны.
пока мы приземлились на скамейке.
на нас с тобой дырявые семейки
да телогрейки с запахом весны.

и пальцы рук, предательски дрожа,
хотя и пьян всего наполовину,
из тары пробку все никак не вынут
и не найдут консервного ножа...


70. Ася

Я работаю дефибриллятором
В частной клинике по контракту.
Не работа – мечта! Гибкий график. Оклад плюс премия.
Отгулы по первой просьбе. Соцгарантии... А де-факто –
Каждый день: – Действуй, Фиби! У нас слишком мало времени!

Анастасия Винокурова

*

Я работаю ассенизатором

В службе с гордым названием «Cleaning».

Не работа – дерьмо. День и ночь, как добыча радия.

Никаких соцгарантий, отгулов, надбавок. Никак не отлынить.

Каждый день: - Действуй, Ася! Вот адрес. Опять нагадили!


Экзотический скил – как узнал, так сам охренел -

Что ни делай теперь, не избавить меня от вони.

Ту, кого поцелую, уже не спасет «Шанель».

Ту, кого полюблю, до смерти никто не тронет.


И зовут меня Асей, хоть, в общем-то, я мужик.

Поначалу смущало. Теперь уже не стремотно.

Я не больше, чем шланг. С нами редко хотят дружить.

Но зато и в кино, и в маршрутке рядом всегда свободно.


Я работаю почти гераклом. В кассе,

Выдавая зарплату, смеются: «Чисты конюшни?»

Я приезжаю со шлангом, решаю проблемы с калом.

«Ах, Ася, милый мой Ася!

Как я долго тебя искала», -

Твердят. Если чистят дерьмо, значит, это кому-нибудь нужно?

И всегда этот запах… Ибо, как завещал Ильич нам,

Лучше меньше, да лучше. И совесть его чиста.

Они вдыхают, зажимают нос и убегают. Это уже привычно,

Как ни пьет он одеколон «Огуречный».

И уже не начать, конечно,

С чистого всё листа.


И, хоть немощно тело, не зря нам вживили разум.

Но все чаще вослед слышу: tabula, мол, не rasa.

Если что и способно все смыть – это воды Леты.

И, уткнувшись в рукав, я грожу, что уйду в поэты.

От дерьма мир спасут лишь стихи, как ты тут ни старайся.

А на поясе пейджер колотит: - Ну, где же ты, Ася!?

Не останется, Ася, на чистые руки ни дня им…


…И опять воплощать в жизнь великий завет Ильича…


Качай, твою мать, качай!

Оно так воняет.


Мореные тараканы
Священные скарабеи
расплавленным солнцем дышат.
А я становлюсь слабее
и тише.

А я становлюсь прозрачней,

лишь свет между пальцев брезжит.
И в мыслях одно – добраться
до побережья.

Без страха. Без сна. Без кожи.
Без слез провожаю лето.
И нет ничего дороже,
чем это.

Анастасия Винокурова

*

Мореные тараканы

Ползут на могучих лапках.

Ложится моя рука на

Тапку.


О, как меня это бесит,

Когда они в кухню мчатся!

Так хочется до небес им

достучаться.


Упорны все, как джедаи.

Завидую их отваге…

Там с тапком их поджидает

Швайгер.


Что немцу кирдык
Я ведь тот ещё клад – человек-тридцать-три-проблемы!

Ни претензий, ни вздохов – всё правильно, сам пришёл.
Мне плевать на закон и гуманность к военнопленным.
Я вгрызаюсь в тебя и пускаю тебя по венам –
И мне в кои-то веки становится хорошо.

Анастасия Винокурова

*

То, что немцу – кирдык, раскатает дорожкой русский,

Но от этих стихов мелкой дрожью дрожит рука.

Как ты их ни читай, здесь свободно, там слишком узко.

Наливаю в стакан тебя, после беру закуской.

И я в кои-то веки наутро без сушняка.


77. Может, хватит...

Может, хватит елозить курсором по линкам,
деградируя телом, душою хирея?
Шел бы в люди - к Маринкам-Аленкам-Полинкам,
или даже к Сереге-Антону-Андрею.

Ну, давай уже, что ли, убогий и сирый:
трахни бабу, откушай с приятелем водки
и живи - чтобы жить, а не только позируй,
чтобы после в Фейсбуке выкладывать фотки!

Ирина Акс

*

Нет, бабы, водка - сплошная морока.
А бездуховность - ужасное слово.
Ты почитай-ка Есенина, Блока,
Пушкина, Бродского (ладно - Орлова).

Нешто на баб тебе жизни не жалко!?
Лист и перо пусть найдут твои руки.
Сфотографируй себя на фронталку.
Выложи это потом на Фэйсбуке.

Чтобы потрафить Марине-Андрею,
Вдаль посмотри по-печорински хмуро.
Раз в своей жизни отдайся хорею.
Это вот - жизнь, а не сетература.


83. Под липами


Деревья расшатал октябрь
Дождем над вишнями.
О чем-то спрашивал фонарь
Мужчину пришлого.
………
Царапал ежевичный прут
Тоску дорожную,
И мучили ленивый путь
Ночные пролежни.
……….
И кто-то вторгся в мой предел
Опять с вопросами.
И, юный, он напротив сел,
Как против осени.

Анатолий Марущак

*

Вчера шатался коренной.
Я был под липами.
Не ждал себе судьбы иной,
и зубы выпали.

Вся снова в пролежнях спина,
и в горле жжение.
Зачем я спрашивал фонарь
об уважении?

Держа ворота гаража,
просил закуски я.
Но он мне строго возражал:
"Мы что, нерусские!?"

Но кто-то вторгся в мой предел
своими лицами.
Но я его не разглядел,
но знал - полиция...


91. Огороды, сады, огороды...

Огороды, поля, огороды,
птицы жалобный крик над рекой...
Словно дышишь тоской первородной,
сокровенной сыновней тоской,

а вдохнуть до предела не можешь,
и молчишь, и стоишь у воды,
вот и вырвется — Господи, Боже,
словно кто-то сказал, а не ты,

и в такой опрокинешься омут,
что ни проблеска там, впереди...

...Уходи же, к чужому, к чужому.
Уходи поскорей. Уходи.

Ольга Аникина

*

огороды, сады, огороды,
сколько видно до края земли...
ну, какие - простите - уроды
насажали везде конопли!?

пробежишь, полной грудью вдыхая,
среди этой немой красоты,
и мыслишка возникнет лихая,
что бежишь огородом не ты

встретишь в поле чудную корову,
у которой бинокль на груди...
уходи подобру-поздорову,
уходи, огурец, уходи!


100. Берегитесь трамваев!

Парение листвы и яблок звон,
Разлитый в воздухе, помноженный на вечность.
Особенность трамваев: весь сезон
Сходить с путей – надеяться на встречность.
Температурный трепет, сквозняки,
Иллюзия ненужности морали.
Чужое прикасание руки
Теплоотдачи требует едва ли…
Остывший сон, октябрьский привет,
Осенний полутёмный полубред,
Больнее боли жар воспоминаний:
Минорный книголюб и стиховед,
А завтра повод для переживаний.
Ненужные люблю страшней войны…
Уйдём туда, где осень безвозвратна!
Лови моё признание вины,
А я уже раскаялась стократно…

Александра Малыгина

*

Родители, следите за детей!
Следите строго, не переставая.
Трамваи нынче сходятся с путей.
Особенность такая у трамваев.
Жонглируя словами в унисон,
показывает фокусы февраль нам.
Трамваи стук заводят колесом
и обликом известны аморальным.
Как встретится трамвай тебе - беги.
Не то возникнет у тебя без спроса
ужасное хромание ноги,
а то и переламыванье носа.
И яблоки, стремясь лежать в снегу,
срываются с деревьев монотонно.
Так напоследок предостерегу
от участи несчастного Ньютона...


101. Про слова и строительство

Из слов как из кромешного песка
Я строю дом, успеть бы до прилива…
Стрекозы синие, чуть толще волоска,
К воде бесстрастной жмутся сиротливо.
А в небе осень, в небе журавли,
Но слёз прощальных нету и в помине,
И листья, замирая у земли,
Ещё надеются, что ветер их поднимет.
Дострою дом, и набежит волна,
Потом вторая – сгладит угловатость,
Росток рационального зерна
Проклюнется сквозь слов витиеватость.
И вот уже ни дома, ни песка –
Слова и буквы, символы, значенья…
Вот так неодолимая тоска
Освобождает мысль из заточенья.

Александра Малыгина

*

А я совсем не так пишу стишки.
За словом слова ставлю доминошки,
метафор наполняю я мешки.
Сломались смысла тоненькие ножки.
Но я не плачу. Что ж теперь рыдать!?
Коровы вон лепешками гипербол
зас... тлали все. Ну, нет у них стыда!!!
Не только их приперло. А теперь бы,
покуда не накрылась лепота,
а критик зерна букв клюет, отседа
пойти и ненароком растоптать
песчаные куличики соседа...


104. Паровоз

Все умирают – лошади, собаки,
Двуногие различных лиц и лет.
Ломаются мосты, ржавеют знаки,
Замшел железный рельсовый хребет,

И паровоз с облезлою звездою
Стоит, в траве увязнув, без колес,
Как будто силясь выгудеть вопрос:
Куда вы все, зачем вы так со мною?
……………………
Венеция, Толедо, Прага, Рим –
И ноготь жадно мечется по карте.
Блохастая дворняга спит в плацкарте.
Звенит стекло, и валит белый дым.

Елена Фельдман

*

ну, вот, опять! ползти невесть куда!
тебе заняться что ли больше нечем !?
ох, нынче с машинистами беда...
жмет рычаги да уголь в топку мечет.

блохастую дворнягу запустил,
водить не может, даже ходит косо.
моих железных нету больше сил,
не мучьте ревматичные колеса!

«Венеция, Толедо, Прага, Рим...»!
доковылять бы хоть до Балаково...
мы, человек, о разном говорим.
того, что я, не видел ты такого!

я в прошлом в Раскоряки лишь ходил,
ты за бугор ведешь меня упорно.
ах, если б только мог, что было сил,
я твой стоп-кран без сожаленья дернул.

так у кого проблема в тормозах?
но говорить с тобою бесполезно.
конечная! приехал, вылезай!
пусть трактор пашет, он, поди, железный...


105. Дармовое бухло

Автопародия на произведение

Анатолия Столетова "Зыбкий хаос"

*

В провинции или столице порою совсем тяжело
Тому, кто желает напиться, найти дармовое бухло.
Хотя и береза, и куст вон, и масса растений простых
Постигли простое искусство - хитро языкать заплетык.
Река возмущается бурно в оправе ночной темноты.
И даже обычная урна желает твоей тошноты.  

А ты все измученный жаждой стоишь у чужих гаражей.
И держишь стаканчик бумажный, но нет в нем ни капли уже.
И в таре ничо не осталось, душа, как бутылка, пуста,
Но сколото горлышко малость, а значит, бутылку не сдать.
В траву упадешь, матюкаясь, и, морду разбив о кирпич,
Поймешь, что природа есть хаос, и смысла ее не постичь.  

Не сможет к амбрэ перегара
Привыкнуть твоя голова...
Но слышно - звенит где-то тара,
А значит, надежда жива.


112. Белка в колесе

Я на мгновенье замер, я замёрз
в кусочке льда, в смешном желанье Гёте.
Прекрасно сумасшествие колёс,
прекрасно то, что навсегда проходит.

По городу осенний дождь проходит,
глаза отводит мокрый старый пёс,
он в нашей жизни жизни не находит.
Я на мгновенье замер и замёрз.

Анатолий Жариков

*

забавное, гляжу я, тут эссе...
и я готов почти воскликнуть welcome!
а ты вот расскажи попробуй белкам
о прелести пробежек в колесе...


116. Реальность, привет!

"Как же я оказался на чердаке?..."
Дмитрий Близнюк

*

Как же я оказался на чердаке?
Помню вчера поминутно,
как четки, нанизываю мгновения на нить памяти,
жаль, что некоторые из них нечетки, словно снимки,
снятые с бодуна. Вот те на! Обнаруживаю, что вот здесь и вот здесь не помню.
Возможно, это преждевременная дряблость грецкого ореха
внутри моей скорлупы сверху, над плечами.
Прислоняюсь лбом к холодному, как только что вынутая из холодильника
бутылочка беленькой, радующей своим появлением
группу товарищей с ароматом пивного ларька
и ломаными движениями брейк-дансеров, стеклу окна.
Старательно тру свой лоб пальцами,
надеясь, что оттуда вылетит джинн
или хотя бы выйдет тот джин
(ядерная вспышка сознания слепит память
и оставляет лишь плавленные сырки воспоминаний),
что был вчера. Но ни тот, ни другой не выходят,
составляя компанию каменному цветку
из анекдота по мотивам сказки П. Бажова.
Оторвав календарный листок своего лба от календаря-стекла,
я вижу на гладкой поверхности
белые чешуйки мгновений с моей головы.
За окном самогон тумана укутывает распятия (распития?) электроопор -
перегар природы...
И тут я понимаю, что это не чердак, а подвал.
И это Оно (привет, дедушка Зигмунд!)
отдается в моей голове подземными толчками совести.


136. Очень

Чем дольше веришь - тише слова молитв.
Светлее ночь. Размереннее строка.
Невероятно ярок осенний лист,
И растекается в рамке небес закат.

Из города - все дороги ведут к воде,
(Чем ближе дюны - пронзительней синева),
И в янтаре тает короткий день.
Всё - забывай. Намеренно - забывай!

Касается края воды золотой клубок,
Идешь, почти не касаясь седой земли....

И вдруг понимаешь, как равнодушен Бог.
И как - нечеловечески - справедлив.

Инга Даугавиете

*

чем дольше молишься, клонит сильней к земле,
и выше небо, и согбеннее спина,
и лист на столе бессловеснее и белей,
поскольку земля черна и душа черна.

из города все дороги - да прямо в храм
(чем ближе к храму, тем более свод глубок)
и смотришься в бездну, как в зеркало по утрам,
а Фридрих бормочет «бог умер» да «умер бог».

сомненье грызет, словно ствол для плотины бобр.
еще пара бревен, и речка впадет в залив.

и вдруг понимаешь, как человек недобр
и как он божественно несправедлив


145. Не мысля

Тому назад так мало лет
Немного зим, да горстка вёсен
И как ребёнок быт несносен
И ветх, по памяти, завет

Что намечталось от щедрот
Толстого - чтение в деревне
И век не тот, и мир не тот...

Елена Кондратьева-Сальгеро

*

не мысля гордый свет забавить
и кружку нянину найдя
хотел бы я в штаны заправить
и не порвать их о гвоздя

я ветх по памяти заветом
хоть домечталось и хотя
но не скажу я вам об этом
чтоб не измучилось дитя


150. А если не сдует

...остынет ветер, сдует мошкару.
и, пуговицей с ворота, к утру,
укатится душа и сгинет в травах.
изрыта, обездвижена земля.
и вот в дыму, горланя и скуля —
жестоких птиц голодная орава.

куда тебе — да всё равно куда.
звезда тебе — и ладно, что звезда.
звезда, вода, плеснуть воды на кожу.
и некому командовать "ать-два",
и только степь и поле и трава...
а с той, в траву упавшей — как же, что же...

Ольга Аникина

*

...а ветра нет, и мошкары толпа
набросится на бренное хмельное
и немощное. вот, гляди, упал
в сыру траву, бессвязно что-то ноя.
а наверху летают стаи птиц.
и что-то, словно пуговица, тыц...

куда тебе - да все равно, куда.
достаточно, что это не звезда.
вода вокруг, растения и грядки.
и если бы подняться даже мог,
не проскочить тут, не задев лепех,
а та - невидимая - укатилась в пятки...


154. Мама не мыла раму

Вечер в оправе немытых окон
улицы прячет убогий профиль.
Осатанев от оков ландшафта,
глаз полосует мне душу в кровь и
вяло стекает по стенам шахты
в вечной попытке разверзнуть кокон…

Евгения Трубкина

*

Мама два года не мыла раму,
я об нее извозякал профиль
в тщетном желании брудершафта
с улицей. Я в этом деле - профи.
С той стороны вяло лает шавка.
Лающий бОрзо не имет сраму.

Ты, мама, все-таки раму вымой.
Мы ведь с тобою живем не в шахте.
Что я всю жизнь на уборку трачу?!
В мятой постели лежать не ахти.
Да помолись богу грязи Срачу.
Он у нас, мама, непобедимый.


167. Стихи «чайника»

Покуда в три утра кипит на кухне чайник,
и в дрожь бросает свет от тающих теней,
все кажется, что жизнь не знает окончаний,
и аффиксы вросли во множество корней.
…………
Но вот уже ко лбу приложен лед рассвета.
И лед ли это, лоб от памяти трещит...
И замирает речь, впадающая в Лету,
И пробуждает свет, впадающий в Коцит.

Анатолий Столетов

*

Покуда в три утра стишки кропает «чайник»,
Покуда над листком дрожит его рука,
Ему по ним никто не вколет замечаний,
За эту графомань не даст ему пинка.  

Шипит вода, шипит, исходит сидр газом.
Не справиться никак поминкам ни по ком.
И оттого кипит всю ночь убогий разум
И выдает шедевр. Ведь «чайник» со свистком.  

Кипящее внутри выносится наружу.
Не выдержит Коцит - его широк канал.
Чем дальше, тем, увы, все хуже, хуже, хуже...
Кто б "чайнику» тому перо бы обкорнал!  

К утру, глядишь, тетрадь стишатами заполнит.
Пусть смысла с гулькин нос, и враскоряку стих.
Но «чайнику» тому уже, что в лоб, что по лбу.
Тут важно, чтоб понос словесный не затих...



172. Был у меня желудок

Было у меня сердце – стучало радостно и легко.
Мчалось навстречу страхам, поджидающим впереди.
Вырвалось – и пропало. Без сожаления, целиком.
Ну и куда теперь, с этой ноющей пустотой в груди?

Были у меня песни – звенели, бились дождём в окно.
Гладили ветром плечи. Сверкали, будто на солнце медь.
Просто ушли однажды. Неподконтрольно и заодно.
В шутку напомнив выход – безвыходно онеметь.

Было у меня небо, пока не пало к твоим ногам.
Нежность тугой пружиной в висках свернулась, оглушена.
Только идти – по колким, замерзающим облакам.
Только прозрачный воздух. И тишина вокруг... тишина...

Анастасия Винокурова

*

Был у меня желудок - сыто урчал с котлет,
Вился змеей незримой, принимал, что ни съешь.
Выполз наружу тихо, и теперь его нет.
Чем мне теперь заполнить эту страшную брешь!?  

Были у меня парашутки - прыгали, как кенгуру,
Шлепали вдаль пингвином, щелкал их звонкий степ.
Только однажды ночью вышли. И поутру
Стал я серьезные тексты фиксировать на листе.  

Был у меня бы и Кубок. Чья же, пардон, ступня
Нежной, тугой пружиной дала под зад пинка?
Нет мне теперь преграды, нет на Кубке меня.
Только вот свищет ветер. И облака... облака


184. Отныне жизнь его проста...

Отныне жизнь ее проста:
Петь одиночеству осанны,
В халате красного лавсана
Пить горечь чайного листа.
…………

И оппозицию плющу
Составить веткою сирени.
Под впечатленьем бурных прений
Шептать все тише: «Не прощу»…

Ирина Коротеева

*

Отныне жизнь его проста:
Все время бегать за ушастым,
По всем местам нелепым шастать,
Рискуя качеством хвоста.

Сидеть коварно за углом,
Следя за жертвой серой в щелку,
И без конца зубами щелкать,
Прожив очередной облом.

С обидой вечною в груди
Глотать проклятья с матюками,
Тряся в пространство кулаками,
Кричать вослед: «Ну, погоди!»


192. Прикольщик

Стекольщик зазнался, он даже не режет рук,
а мог бы для форсу немного подкрасить цены.
Его утомляет вот этот противный звук –
когда до субботы все окна в округе целы.
Как будто по будням на улицах нет камней
и в бязевых спальнях друг друга ревнуют редко…

Сама мастерская – без вывески, так видней;
чтоб дверь не ходила – придумана табуретка.
Внутри тесновато, но вклиниться удалось,
полсотни окурков радушно торчат из блюдца,
стекольщик кивает, подходит, но смотрит – сквозь,
так мастерски смотрит, что хочется оглянуться.

Сергей Ширчков

*

Прикольщик в пролете. Теперь он уже не жжот.
А мог бы, как прежде, набуцкать пяток пародий.
Его раздражает ироний чужих боржом.
Чужое веселье противно его природе.
Как будто нельзя написать что-нибудь всерьез!
Как будто поэт должен сам юморить, зараза!

Теперь наш прикольщик – иронии бывший Крёз –
На ямбах остался сидеть, что библейский Лазарь.
И все, что теперь - не увидишь и в страшном сне:
Напишет три строчки, прочтет про себя и рвет сам,
Пытаясь – похоже, впервые - сложить сонет.
Творит так серьезно, что хочется приколоться.


197. Вхолостую

Суббота. Вечер. Пасмурно и сыро.
Свеча коптит. Я не гожусь в мужья.
Допью вино, заем кусочком сыра
и застрелюсь без всякого ружья.

Не угадать причину для отказа -
ненастный день, немодное кольцо?
За что, мой свет, я, к лешему, наказан
и тычу ствол невидимый в лицо?

Тебе смешно, наверное, до колик
следить за мной из ближнего куста,
как я хочу, кривляясь будто комик,
спустить курок - и не могу достать.

Но вдруг - стрельнет? Стрельнет на самом деле
реальной пулей в грудь или висок
и за края отверстия на теле
польется кровь, а не вишневый сок?

Переживешь? Конечно, без вопросов
переживешь! Живучая, как все.
А я, щелчком отбросив папиросу,
уйду в рассвет по левой полосе.

Максим Потарин

*

А на границе тучи ходят хмуро,
и пограничник ежится, дрожа.
А я лоснюсь без всякого гламура
и потому зарежусь без ножа.

Я Вас любил, любовь - она ведь сука.
Ее нельзя держать без поводка.
Я чую, в нос мне тычется базука.
И это явно не моя рука.

Копье в ребро мне тычется до колик.
А ты, любовь, как мир, уже стара.
Я ж так любить могу! Как белый кролик.
Да все боюсь - не выдержит нора.

Базуки ствол в ноздрю мне проникает,
И ты уже готова крикнуть "пли!".
Но я опережу тебя, икая,
и потому повешусь без петли.

Жаль, что базука, нож, копье, веревка
Для организма моего - не плюс.
Когда пойдешь ты по воде неловко,
Я без воды, пожалуй, утоплюсь.


219. Незрелое

"Созрела ночь на самом дне у дня..."

Андрей Сузинь

*

Объелся фиг. Такая вот фигня.
Ничто теперь не трогает меня.
До области желудка мир мой сужен.
Его теперь зажало, как в тисках.
Какой подонок отдал мне свой ужин!?
О, как бы я ему ногою двинул!
Но боль такая в области пупка,
Как будто кто весь мой желудок вынул.
Кругами ада высится буфет.
Хотя сейчас совсем не до религий.
И - видит Фет! - незрелые те фиги -
Плохие заменители конфет...


225. Из ада

Оттуда возвратился Метерлинк
с единственной мольбой от безутешных:
«С любовью вспоминайте об умерших!
Мы, будто, воскресаем в этот миг!»

Из зала в зал, и за витком – виток –
во след Орфею, в ад спускался Блок,
и, ужаснувшись, спел нам песни ада.

Да кто там не был – хоть одним глазком,
смычком и кистью, прозой и стихом...
…………

Вон, Рильке, на Марининой звезде,

сидит и пишет что-то на террасе.

Ольга Шилова

*

Из ада возвращался Метерлинк.
В желудок утекал последний дринк,
Предшествующие трамбуя дринки.
Влача с собою… груз прожитых лет,
С ним шел Орфей. И красовался след
Округлых очертаний губ Маринки.

Трехглавый пес туники вырвал клок.
Спустился и не мог подняться Блок
И там – внизу – горланил ада песни.
Нельзя не пить, когда нальет Аид.
Рискни, когда он над душой стоит!
А выпив все, попробуй-ка воскресни!

А все Вергилий – этот чертов гид!
От тех поэтов здесь, в аду, рябит.
Сусаниным его смените, братцы.
Повадились – гляди – спускаться в ад!
Вот так придут, увидят, наследят.
А ты, шайтан, изволь потом убраться.

Вы только Данте не спускайте вниз!
Табличку прицепите «Здесь – иблис».
А чуть чего – гоните прочь из ада.
Во рту моем горчит стенящий лес.
А мне на землю надо позарез.
И пусть мне бес подгонит поэтесс,
Там хорошо, но мне туда не надо.


235. Еще зашиться не готов я...

Ещё порваться не готова,
Дрожит вольфрамовая нить,
Соединяя нас, и снова –
Ни отпустить, ни возвратить.

Мир ласковый и равнодушный
Втекает через прорезь глаз
Без цели – ведь ему не нужно,
Не нужно ничего от нас…

Александра Бандурина

*

еще зашиться не готов я.
ну, не могу прервать запой.
но признаю одно условье:
проснись и пой, проснись и пой.

неторопливо литр пива
втекает через прорезь рта.
меня понять вчера могли вы,
но не поймете ни черта.

движенья все неторопливей
сибирских руд во глубине.
я знаю, истина - лишь в пиве,
а не, как принято, в вине.

ее спасительные дрожжи
сильней, чем мамонт и медведь.
и не унять в руках мне дрожи,
и до утра не протрезветь.


236. Не под диван

Ах, куда я принципы девала?
Кто мои устои подкосил?
Я смотрю на вас из-под дивана,
где живу для сохраненья сил!
…………
Я сюда полжизни заползала,
вызывая оторопь и смех
позою своей неимпозантной,
но ползла, и верила в успех!..

Лариса Махоткина

*

я смотрю, краснея и робея,
как на палпатина оби ван.
вы зачем смущаете плебея,
забираясь прямо под диван!?

чтобы чистота моя воскресла,
чтоб не лезло из меня дерьмо,
заползайте лучше вы под кресло,
или лучше прячьтесь за трюмо.

а еще надежней будет плинтус.
да, там безопасней, хоть убей.
только что здесь вычитает свинтус!?
что здесь может вычитать плебей!?


237. О большом и малом

Но пока не начнешь видеть сны на чужом языке,
То не можешь назваться ни франком, ни готом, ни галлом.
Кто-то тихо прошел, не оставив следов на песке.
Кто-то тихо сказал, что великое – в малом.
…………
…Не хотят на балтийской воде ни плясать, ни тонуть
Невесомые души.

Елена Фельдман

*

привыкая порой океан видеть в капле дождя,
чем-то большим ты стать захотел, но не стал им.
потому что, влекомый нуждой, по большому пойдя,
ограничился малым.

и во всем, что встречаем в пути, мы хотим видеть суть.
да увидит имеющий глаз и услышит имеющий уши.
потому что в балтийской воде не желают тонуть
не одни только души


239. Игрища муравьев

На травы посреди кривых акаций,
где раз в году безрадостные ливни
бороздки оставляют на костях,
слоны приходят к мёртвым повидаться,
и, преклонив измученные бивни,
невидяще ощупывают прах.
…………
Вот так и я - былое беспокоя,
надеясь неотзывное услышать,
сейчас похож на скорбного слона,
по дремлющим камням вожу рукою,
как хоботом по сглаженным костищам,
родные осязая имена.

Игорь Калина

*

на травы посреди кривых акаций
(не выпрямить их, времени не трать)
приходят муравьи и ну толкаться,
как будто в регби вышли поиграть.

доволен действом искушенный зритель:
мат громоздится, брызгает слюна.
вы только к ним туда не выходите -
в азарте затоптали бы слона.

и я вот так же в стихотворной яме
скребу ногтями по глухой стене,
а мысли суетятся муравьями
и усиками мозг щекочут мне.


248. Под шумок

Они сошлись — волна и камень,
Друг другу — сильные — под стать.
Союз их был горяч и пламен,
Хоть оба не могли пылать.

Им лишь схожденья было мало —
Друг другом сделались на треть.
Она его отшлифовала,
Он научил её терпеть.

Дивились хищные сирены,
Умолкнув вдруг и не смеясь,
Какая музыка из пены
Меж их телами родилась!

Но всё разладилось, распалось,
Как будто и не снилось им.
И только музыка осталась
Под небом ладожским седым.

Калерия Соколова

*

Они сошлись, как пиво с водкой,
скача на дружеской ноге.
Союз их был, увы, короткий,
как, извините, СНГ.

Родить ерша им было мало,
как вдохновение ни морщ.
Она его отрихтовала,
варить ее учил он борщ.

И собутыльники дивились
и посмотреть бежали все.
И сам великий Брюс Уиллис
от удивления лысел.

И дядя, самых честных правил,
ни в шутку, ни всерьез не мог.
Но без вниманья не оставил
и выпил это под шумок.


282. Сходить

Я не то что устал за лето, но тихонько схожу с ума.
Пробивает висок кастетом разухабистая зима.
Обдерёт, сатана, как липку, скинет с кручи в глухой овраг,
И поскачет, ликуя хрипло, с буерака на буерак.
…………
Ах, любимая, разреши мне стать узорышком на стекле.
Мы - красивые и смешные, мы последние на земле
Психотехники в красных робах, маячки аномальных зон,
Те, кто ищет грибы в сугробах, твёрдо зная: пришёл сезон…

Геннадий Акимов

*

Я не то что схожу с ума. Просто схожу и все тут.
Намечу икры вокруг, словно больной осетр.
И, увидев сие, сатана возопит "о, Боже!"
Только мне - наливать. С понедельника я в Камбодже.

Я не то что устал за лето. Я этим летом сдохну.
В окнах - иной бизон. И монитор весь в окнах.
Возраст уже не тот: сыплются рифмы, буквы...
Чтоб не попасть в легенду, не умывайте рук вы.

Ладно, схожу, схожу. Можно ли не сойтись нам!
Как ты свой хлеб ни жуй, а обзовут артистом.
Нас обнесут вином, потом обнесут и тыном,
Твердо зная, что скоро придут кранты нам.


287. Дядя Вова, ты теперь в раю...

Дядя Петя, ты теперь в раю -
Дворником работаешь в Эдеме.
Ангелы и курят и плюют
Точно так же, как у нас в деревне.
Утром в небе слышен звук метлы -
Облака ухожены, умыты,
И плывёт осеннее «курлы»
Журавлей над родиной забытой,
Над твоим покинутым двором,
Над заросшим садом-огородом…
Небо умещается в ведро,
Вместе с солнцем расплескав всю воду.
Я вчера продал твой старый дом
Дачнику с супругой - не жалею.
Лучше так, чем видеть за окном
Деревянный образ Колизея.
Дом не может жить без очага,
Без тепла людского он – руины.
С тополями шепчется река,
Журавли в закат уходят клином.
Дядя Петя, не переживай,
Всё у нас наладится – поверь мне.
Ухнула испуганно сова -
Ты в раю, наверно, хлопнул дверью.

Валерий Носуленко

*

Дядя Вова, ты теперь в аду.
Все с броневика толкаешь речи.
Фиг они в историю войдут.
И цирроз орлом глодает печень.
Сложен, как в Финляндии, шалаш.
Утром будят выстрелом с Авроры.
Долго эта бестия ждала ж!
И стрелять отучится не скоро.
Реорганизованный рабкрин
Организовал здесь все до черта.
Только дьявол носится один,
Как по биатлону мастер спорта.
Я вчера продал твой мавзолей
Тезке твоему. Срубил неплохо.
Только ты об этом не жалей.
Нынче, дядя, новая эпоха.
Олигархов рвутся косяки
За бугор, дела свои забросив,
И летят до Сены до реки...
Всех соседей - Феликс да Иосиф.
Дядя Вова, это божий план -
Чтоб в аду ты парился, как в бане.
Говорят, ты встретил там Каплан?
Передай привет мой тете Фане.


Письмо Евгению


"Дорогая Лена, догорает лето..."

Мякишев Евгений

*

Дорогой Евгений, догорает листик,

Карандаш в стакане дрыхнет, как сурок.

Я прошу прощенья: я ведь скомуниздил

Из твоих пародий два десятка строк.


Я сижу на кухне. Предо мною водка

По совету Лепса мокнет у стола.

Я в тоске-печали: написать ведь вот как

Мог бы, если б Бог мне в мозг вложил талант.


Я живу, как Бродский, только без Нью-Йорка.

Видно, тунеядство у меня в крови.

По утрам бы к водке хороша махорка.

Хлобыстнул стаканчик и пешком в овин.


Только не видать мне тех простых буколик.

Сядешь в свой феррари, и по кабакам.

Жизнь моя – не повесть, а гламурный ролик,

Где видать, как низко пал родной секам.


Лирика все дальше. Музы зов все глуше.

Вес стихов меняю на реальный вес.

Женя, ты б приехал, спас бы наши суши.

(Если кто не в курсе, кратко – SOS.)


Почто?

щё раз подумай:

зачем я
тебе
нужна?
Я буду плохая мать, плохая жена,
Целованная не одним десятком губ,
Не любящая - рубящая: не люб.
Подумай: привыкшая к клятвам, моя рука
Трофеи брала - слёзы лётчика, моряка,
Затем, чтобы лучшие души нести в горсти
И чувствами этими лучшими мир спасти.

Но если однажды без ног приползу, без рук,
Без рта, что был нежен, без стана, что был упруг,
Без локонов этих, без совести, без крыла
К тебе, - ты один не скажешь:
зачем
пришла?

Соколова Калерия

*

еще раз подумай:

почто я

тебе

нужОн?

поэт-пародист, неудачник и плюс пижон,

что послан подальше считай уже сотней ртов,

хотя и к этапу подобному не готов.

подумай: что пишет сегодня мое перо,

сто лет в обед выглядит пошленько и старо,

а если начну за бретельки я дергать муз

цыганя шедевр у них, выйдет большой конфуз.


но вот я пришел – ни любовник и ни супруг

(какой тут супруг, коль не шибко уже упруг!?) –

как к минному полю пришел новичок-сапер,

к тебе на страничку и думаю:

чё припер?


Искать верблюда


Я сказала: люблю. Каждый стал сам не свой,
Был мурашками радости горд.
Не сердись, я не знаю, с которой волной
Мой привет приплывёт в дальний порт.

Я спросила: где ты? Словно шумный салют,
Раздавалось: "Я здесь, возле ног".
Не сердись, я не знаю, который верблюд
Мой вопрос довезёт на восток.

Я кричала на запад, шептала на юг,
В гонг звонила, взводила курок.
Все мои козероги столпились вокруг.
Где ты, бЕз вести мой Козерог?

Где ты - в трюме, в палатке, в теплушке, в арбе?
Кто целует твой шрам ножевой?
Не сердись. Мне в ответ на вопрос о тебе
Так мечтается слышать: живой.

Соколова Калерия

*

Под посыльным с приветом конь выпал в кювет.

Нет надежды на силы коня.

Но мурашками полон был этот привет,

И послали с приветом меня.


Я взбирался на север, слезал на восток.

Я любитель изысканных блюд.

Пусть мой путь одинокий с приветом жесток,

Но в конюшне – надежный верблюд.


Ни минуты не медля, сорвался во тьму,

Где я без вести мчу мимо сел.

Но никак не понять мне, увы, почему

Подо мной не верблюд, а осел.


Я готов сесть в тюрягу, в арбу, в тарантас,

Козерогом пропасть без следа.

И теперь я на строгий вопрос «was ist das?»

Отвечаю: ищу верблюда.


Обыкновенный САДизм


Закрыты ставни, сомкнуты уста,

Покрыты пылью зеркала и звуки.
Крыжовник кислый клянчу у куста,
А он дрожит и гневно колет руки.

И, вместо вазы зверобой храня,
На подоконник взгромоздившись гордо,
Чуть не с презреньем смотрит на меня
Утюг – большой, чугунный, тупомордый…

Фельдман Елена

*

Сказать кому, в ответ услышу – «вздор!».

И вмиг для всех вдруг стану виноватым…

Вчера сорвал на грядке помидор,

А он меня – таким отборным матом,


Что сам красней него ходил полдня.

Но речи этой саду было мало,

И яблоня презрительно меня

Незрелыми плодами закидала.


И я уже подумывал тайком

Продать ли сад, отдать его в аренду ль.

Но грабли мне, проведав о таком,

Отвесили хороший, сочный пендаль.


Кот начал нагло бегать без порток,

И жалобно малина ныла хором.

Стал на ногу мне падать молоток,

И сам топор в глаза смотрел с укором.


Такие вот проблемы у меня.

Сходить ли завтра утром к дяде Феде

И попросить что ль крышу поменять?

А то она, того гляди, поедет…


Ломовой битюг


У старых друзей изменяются номера,

Работы и статусы, страны и города...
Кого-то по случаю взяли погреться в рай,
Кого-то – не в рай, не погреться - но навсегда.

А ты – иноходец в корсете проблем-подпруг…
…………
В Его автомате нет кнопки «Возврат людей».
Захочешь увидеть – придётся закрыть глаза.

Татьяна Шеина

*

У старых друзей отросла уже борода,

Живот, подбородок, а кто заработал горб.

Кому-то из них это кажется – ерунда,

А кто-то, возможно, таким результатом горд.


Но жизнь – не порханье, а из чугуна утюг,

Что виснет на шее, когда ты пришел к пруду.

И ты не скакун, а простой ломовой битюг,

Таскаешь телеги и прочую ерунду.


Ты не отличался изяществом с юных лет,

Кормили не очень, не чуял копыт порой.

Зато вот на крупе жириночки лишней нет.

И есть подбородок. Но первый, а не второй.


Хотя в этом возрасте ты не особо крут.

И ноги с зубами торчат уже вкривь и вкось…

В заветной Конюшне нет кнопки ужасной «кнут».

Захочешь увидеть - копыта скорей отбрось.


Протечка в Раю


В августе каждый внутренне одинок.

Память ещё не сорвана, но надломлена.
Поезд ползёт по насыпи – бегунок,-
Наш городок застёгивая на молнию.
……….
Если туда и вернуться, то лишь затем,
Чтобы уйти внезапно и окончательно.
...Боги закрыли с грохотом дверь в Эдем
И бестолково щелкают выключателем.

Татьяна Шеина

*

Мыслям-грачам дал сентябрь под зад пинок,

Смел из лесов за неделю остатки августа.

Слал и меня (и я в этом не одинок)

Он на три буквы. Сходил я и понял: не справлюсь там.


Дождь ливнем льет. И, похоже, уже давно.

Высохла Лета в Аиде, Коцит, и, конечно, Стикс.

Боги в Раю поломали бачок сливной,

Дядю-сантехника ждут уже там две вечности.


Между мною, собою и эго


Между мною, тобою и прочим

Только пепел сгоревших страниц.
Я пишу в небесах многоточьем
Навсегда улетающих птиц.
Возвращенье, конечно же, чудо.
Но в преддверьи далеких чудес
Прочитай эти строчки, покуда
Их дождями не смыло с небес.
……….

И, поверишь ли, вижу в нем небо

И пунктир улетающих птиц.

Михаил Юдовский

*

Между мною, собою и эго

Накопилось порядком чернил.

Я ведь ради успеха, коллега,

Косяками строку заменил.

Возвращались метафоры кролем,

Затекали сметаной густой.

Почитай эти строчки, доколе

Я не дернул стоп-кран запятой.

А двенадцать тех рецидивистов

Все по кругу, по кругу спешат,

Так их бег карусельный неистов –

Словно водки холодной ушат.

Где закончится он, неизвестно.

Бьют копытом пегасы в умы.

То ли манна упала с небес мне,

То ли чаще мне голову мыть.

Труд, увы, не спасает от лени,

И, поскольку мне близок ОСВОД,

Я, желая быть вне подозрений,

Зачеркну голубой небосвод.

Написать бы со смыслом не прочь я,

Но не смог. Завершаю засим.

Как идет через грудь многоточье

Пулемета системы «Максим»!


Дыра от бублика


Дверную ручку вывернув до хруста,

Ты входишь в эту комнату. В ней пусто.
Темнеет пол, белеет простыня,
Колышутся на окнах занавески,
На потолке рисуя арабески
Чернилами теней. Но нет меня.

Я – нечто, заблудившееся в теле,
Я – ангел, распростертый на постели…
………

…Но ты подуй легонько в мой затылок,

И, может быть, я снова оживу.

Расправившись с моей первоосновой,
Ваяй меня, как Голема, по новой,
Крупицы собирая и крепя.
Светлеет ночь, ложатся тени длинно,
И время, застывая, словно глина,
Под пальцами крошится у тебя.

Михаил Юдовский

*

Назад мне руку вывернув до хруста,

Дверь сразу отворилась. Было пусто.

И только в центре комнаты – батут.

Зачем он здесь, пойми теперь попробуй.

Мелькают тени зековскою робой.

Твердят мне «ты не здесь». Но я-то тут!


И пусть я – как ничто (настолько тонок),

Я – с ангельскими крыльями чертенок,

А рядом – полный стрелами колчан.

Мой первый блин (который часто комой,

Как говорил знакомый мне знакомый)

Теперь похож на чищеный кочан.


Я – след ноги ненайденного Йети,

Мне на уши повесили спагетти.

Того отведать блюда voulez vous?

Изделий тех пучки мешают слуху.

Ты мне отвесь полегче оплеуху,

И я, конечно, снова оживу.


Хочу я заблудиться в крупном теле.

Ваяй меня, как гений Церетели

Слепил Москве уродского Петра.

Ночь на батуте скачет одалиской.

Но сколько время пальцами ни тискай,

Останется от бублика дыра.


*

Почитать "Парашутки" Анатолия Столетова,
написанные на конкурсные произведения
"Кубка Мира - 2012" можно - здесь.

Улыбнитесь!









Как же я оказался на чердаке?
.