Об авторе. 46 лет. Живет в Казани (Россия). "Родился в г. Тбилиси. С 1993 года живу в Казани. По специальности - шахматный тренер...
Публиковался в республиканских изданиях. Сотрудник Национальной Библиотеки Республики Татарстан. Член редколлегии журнала "Казанский альманах"".
Шлюха
Она шлюхой была, и к стихам её слух не привык.
Стала горем она, всех детей схоронившая разом.
Где злорадство твоё, настигающий плетью язык,
что лопочешь краснея, миры постигающий разум!
Но огромнее самых немыслимых тайн бытия -
почему, глядя ввысь, на последнем, казалось, дыханьи,
чтоб минула других невозможная чаша сия
умоляла она побежавшими лавой...стихами.
И когда я губами к челу сиротины прирос,
за бессилье своё извиняясь слезой забулдыги,
загорелась в снегу её некогда рыжих волос
мне спасительной ересью ум опалившая книга.
Словно в душном хмелю, я запретные главы читал,
и мелькали зонты, и глядели прохожие косо.
И хрипела душа, прозревая начала начал,
и ответами сами собой становились вопросы.
Не с того ль так угрюмо мятежны людские грехи,
и не то ли усобице духа и плоти причиной,
что безумству меча и слепящему поту сохи,
оглоушив свободою, нас небеса поручили?
Чтоб, свой жребий признав анфиладой обид и потерь
и не выискав правды кричащими в ночи глазами,
властелину судеб с безыскусностью малых детей
мы реальность его в покаянных стихах доказали,
дабы он, отряхнувший морщины сомнений с лица,
мог, с твореньем своим уговор соблюдая священный,
разодрав на куски монастырскую робу отца,
наконец утолить материнскую жажду прощенья.
- Ветхий плод не кляни и от бурь в стороне не держись,
а беги дальтонизма и сытости, - книга гласила, -
помни также о том, что по карте не вышагать жизнь,
и не в истине цель, и не в истовой трезвости сила;
что подъём в небеса - это, в сущности, сальто с небес
в этот мир, кровоточащий злом и любовью,
где лишь светлостью слёз проверяется сердце на вес
и великий святой равноправен с блудницей любою.
* * *
Чахла Звезда, и закаты стекали пригорками
в жадную топь уходивших в ремарки времён.
Сколько возвышено споров ночами прогорклыми,
как упивался заморской гитарой миньон!
Хлопали съезды, и туфли сверхпланово хлюпали,
и уезжали любимые, души заклав.
Как ни мудри, а себе не казались мы глупыми,
в сумрак сторожки ныряя, как в личный анклав.
Но назревали бои...и, наверно уж, мудрыми
стали б мечи наши, знай мы средь прочих вещей,
как отлучённо придётся рыдать на заутрене,
где на амвоне, под рясой, - всё тот же Кощей.
* * *
А может, это просто павший лист,
и нет в нём ни печали, ни намёка,
и дух, как прежде, молод и плечист,
а впереди прекрасное далёко,
и можно рассыпать горстями дни,
себя не оправдавшие строкою,
и засыпать с намереньем одним,
а просыпаться между тем - с другою.
Но только - будто некий лиходей
за счастье бытия утроил плату -
в победном шаге выросших детей
слышней memento mori циферблата;
но только именинная звезда
целует всё бессонней и прощальней,
и, уплывая в зимы, поезда
привычных не курлычут обещаний.
Хлебнувшим нигилизма и разлук,
познавшим, как всесильны ржа и плесень,
не в то ль нам остаётся верить, друг,
что души вековечней наших песен?,
что в шифрах лиц продумав каждый штрих
и публикуя на ладонях знаки,
о новых встречах в небесах иных
глаголет архитектор Зодиака;
что для того сплетает листопад
мосты, фонтаны и тот самый дворик,
чтоб всё простилось тем, кто виноват,
и не судили те, кто был нам дорог;
что, отстегнув полтинник серебром,
негоже ждать от жизни медной сдачи,
а мир стоит любовью и добром,
растущими, как числа Фибоначчи.
